Жан Брюс. Детективы

Если бы не боль во всем теле, он бы рискнул прыгнуть к пистолету…

Три метра.

Артур сумел проползти только половину. Хирурго разжал руки и встал.

— Думаю, на этот раз, — сказал он с иронией, — он все понял… Дурак!

Обернувшись, он увидел журналиста, пытающегося дотянуться до оружия. Ударом ноги он отправил пистолет в другой конец комнаты. Артур Ламм сжался, уверенный, что следующий удар достанется ему.

Но он ошибался.

Хирурго нисколько не рассердился. На месте Ламма он сделал бы то же самое.

Он нагнулся, взял его под руку и сказал:

— Пошли ко мне в кабинет. Там нам будет удобнее разговаривать.

Ошеломленный Артур с трудом встал, морщась от боли, и поплелся следом за Хирурго.

Коридор. По обеим сторонам закрытые двери. Полупустой вестибюль. Входная дверь, стонущая под напором ветра. Большая двустворчатая дверь в просторную комнату, обставленную дешевой казенной мебелью. На стене добродушное усатое лицо Отца Народов.

Хирурго посадил журналиста в неудобное жесткое кресло и сам сел за стол.

— Почему ты предупредил меня, когда та свинья собиралась выстрелить?

Артур Ламм сдержал улыбку. Хирурго был не такой, как все. Сам он хотел знать, почему…

Журналист пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Я не раздумывал… Наверное, естественный порыв. Может быть, потому что он собирался трусливо выстрелить вам в спину?..

Хирурго хохотнул. Эти буржуа не переставали его удивлять! Какая разница: напасть на человека спереди или сзади? Почему, например, он, Хирурго, стал бы предупреждать противника перед тем как убить его, и подходить спереди? Это означало идти на ненужный риск, а человек, нужный Народному Делу, не имеет права подвергать себя риску без необходимости. Его жизнь нужна партии, и он стал бы преступником, если бы не принимал все меры для ее сохранения.

Нет, эти буржуа не переставали его удивлять!

Он снисходительно пожал своими широкими плечами и лицемерно спросил:

— А если бы ты смог взять пистолет, пока я находился к тебе спиной, разве ты не застрелил бы меня сразу?

Артур Ламм покачал своей избитой головой, что вызвало у него гримасу.

— Нет, — ответил он, — я бы держал вас под прицелом, чтобы выйти. А если бы вы попытались помешать… тогда я бы выстрелил… Да, я бы выстрелил.

Хирурго хмыкнул:

— Пф! Я думал, ты смелее!

Журналист спросил:

— Я свободен? Я могу уйти?

Лицо Хирурго вытянулось от изумления.

— Чего?! Что это на тебя нашло? Почему это ты вдруг свободен?

Артур развел руками.

— Черт! Я же спас вам жизнь… Жизнь за жизнь, разве это не справедливо?

Хирурго явно не понимал подобных рассуждений.

— Совсем ненормальный, — совершенно искренне прошептал он. — Чего ты несешь? Ты воображаешь, что я обязан быть благодарен какому-то дураку за то, что он спас мне жизнь? Черт возьми! Так можно далеко зайти… Об этом и речи быть не может, приятель. Если бы ты предложил мне сделку заранее, я не говорю, что отказался бы. А если бы я дал обещание, то сдержал бы его… хоть это и было бы неразумно. Но разве я тебя о чем-нибудь просил? То, что ты сделал, ты сделал для себя, а не для меня. Что? Разве не так? Если бы ты не предупредил меня, то всю жизнь мучился бы угрызениями совести! Знаю я вас, буржуа. Угрызения совести, жалость — это все ваши выдумки. Вы их собрали в своды правил; вы точно знаете, когда их нужно испытывать. А я не прогнил, как вы. Я не нуждаюсь в совести и жалости. Жалость унизительна. Никто не имеет права унижать народ. Народу не нужна ваша жалость, народу нужны вожди.

— Вроде вас?

— Да, — уверенно подтвердил Хирурго, — вожди вроде меня…

Он заметил, что позволил увести себя от темы.

— Вернемся к нашим баранам… Как ты сумел переправить в «Уорлд Пресс Эдженси» статью, которую я тебе показывал?

Артур улыбнулся. Зачем скрывать?

— Я написал ее вчера вечером, в «Гарибальди». Потом, возвращаясь домой, бросил в почтовый ящик. Я предвидел, что со мной может случиться нечто подобное. Теперь у вас больше нет причин держать меня здесь, раз все раскрыто…

Хирурго жестко улыбнулся:

— Верно, у меня больше нет причин держать тебя. — И неожиданно заорал: — Где Менцель?! Или ты скажешь…

— Не скажу. Вы все равно меня убьете; я только что понял это. У вас есть для этого веские причины. Я ведь могу рассказать, что со мной произошло, а кроме того, я был свидетелем убийства Джованни…

Хирурго замер с открытым ртом.

— Убийства?! — повторил он.

И расхохотался.

— Ну и словечки у тебя!

Оборвав смех, он покопался в кармане, вынул оттуда белый платок и бросил его журналисту, который поймал его на лету.

— Узнаешь?

Лицо Артура Ламма стало таким же бледным, как этот кусочек батиста. Он с первого взгляда узнал платок Эстер. Один из подаренных им.

— Ты слышал ее по телефону сегодня утром, — продолжал Хирурго. — Я был рядом с ней. Мы немного побеседовали, и она очень захотела узнать, жив ли ты, потому что…

Он понизил тон и улыбнулся.

— …потому что, если бы ты был мертв, у нее не было бы ни малейшей причины даже пальцем шевельнуть ради твоего спасения…

Артур Ламм стиснул зубы.

— Мерзавец, — прошептал он. — Гнусный мерзавец!

Хирурго махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.