Жан-Жак Руссо

Наступило время, когда человек решил, что было бы полезно иметь продукты «про запас». Так исчезло прежнее равенство и родилось чувство собственности. Еще хуже стало с появлением металлургии и земледелия. С разделением обязанностей «экономика производства» заменяет прежнюю «экономику выживания»; собственность на продукцию земли постепенно переносится на саму землю. Ценность индивида переносится с того, что он есть сам, на то, что он имеет. Передача собственности по наследству привела наконец к тому, что самые слабые или самые непредусмотрительные оказались лишены того, что когда-то было общим достоянием. И тогда «народившееся общество пришло в самое страшное состояние — состояние войны», войны бедных против богатых, обездоленных — против преуспевающих. Поскольку богатым было что терять, именно у них зародилась идея общества, основанного на определенном общественном порядке, на несправедливом договоре, узаконивавшем существующий порядок владения собственностью. Во имя сохранения мира в обществе экономическая узурпация перерастает во власть политическую: сословие одураченных признает за сильными право грабить и тем поощряет создание государства. Всё остальное — лишь неизбежное следствие. Сначала выборные органы, предоставленные самым богатым или старейшим. По мере привыкания масс к состоянию несвободы власть имущие доказывают необходимость более прочной власти — и выборные должности становятся наследственными. Возможность карьеры превращается в привилегию избранных — дворянства, режима абсолютизма; так неравенство, несвойственное человеку от природы, становится всемирным законом.

Такая цепь, закономерностей рушит миф о некоем неопределенном «прогрессе». Никакого прогресса — наоборот, падение, как об этом сказано и в Библии. Но здесь речь идет о светском значении этого слова: историческое падение, вовлеченность человечества в социализацию — обманчивую и несправедливую. «Печальная великая система» Руссо звучит в полную силу — она вскрывает корни зла. Руссо вовсе не призывает к возврату в первобытное состояние (как будут насмешничать над ним Вольтер и прочие): он признаёт, что движение к худшему совершается бесповоротно. Он не является ни «апостолом коммунизма», ни поборником уравнивания всех людей в условиях их жизни: он требует лишь того, чтобы размер собственности ограничивался реальными потребностями индивида, а гражданское неравенство людей было бы следствием не размера их имущества, а лишь природного неравенства их способностей. Это был «исторический пессимизм», но «антропологический оптимизм»: люди стали злыми, но по природе своей они добры; зло проистекает не из природы человека — оно заложено в социальных структурах.

Несмотря на свои успехи, Руссо не чувствовал себя счастливым. «Я встречал так мало нежности, сердечной открытости, искренности даже в общении с друзьями, что, измучившись этой суетностью, начал страстно, мечтать о сельской жизни». Между ним и его друзьями-философами возникло напряжение, с каждым днем всё более увеличивавшееся. Он был по горло сыт Парижем — его суетой, интригами, всей этой средой, в которой он чувствовал себя чужим, отстраненным и где его жизненная реформа всё время оказывалась отложенной. Жан-Жак мечтал о Женеве, идеальный образ которой представал в глубине его сердца. Там были его корни, его истинные привязанности… Возвращение к себе требовало возвращения на родину…

И разве не родине было, в сущности, посвящено его «Рассуждение о неравенстве»!

Какую хвалу вознес ей Руссо! И даже не заметил, что сама чрезмерность похвал создавала неловкость, поскольку подчеркивала дистанцию между действительностью и вымыслом, тем более что он с гордостью посвятил эту свою работу не Малому совету Женевы, а «великолепным, весьма почитаемым и независимым господам» Генерального совета, являвшегося представительским собранием граждан. Такая подчеркнутая демократичность могла вызвать только раздражение у «патрициев».

Руссо двинулся в путь 1 июня 1754 года, сопровождаемый Гофкуром и Терезой, которую он выдавал за свою служанку и сиделку. В Лионе они на время разделились: Жан-Жак с радостным чувством отправился навестить Матушку, с которой не виделся уже 12 лет. У бедной женщины дела шли совсем плохо. Разорившись дотла, она жила на то, что удавалось одолжить, и на авансы от своего пенсиона. В марте 1754 года она обратилась к секретарю кабинета короля Сардинии с патетическим письмом: «Во имя любви к Господу, господин, сжальтесь надо мной. Мне не хватает даже на хлеб». Но она хлопотала тщетно, обращаясь. повсюду с просьбами: о помощи: в том же 1754 году власти зарегистрировали ее как неимущую.