Жан-Жак Руссо

Хотя новая работа Руссо была более значительной по содержанию, чем предыдущая, она не вызвала таких же многочисленных откликов. Появились лишь несколько отзывов в периодических изданиях да десяток брошюр, в которых объявлялась война этому «новому залпу софизмов». Оппоненты не сумели понять, что здесь была заложена целая философия истории. Это же надо — замахнуться на цивилизацию, разум, металлургию, земледелие, собственность! Очередной выпад «агрессора против рода человеческого»! И вновь предположения, что он и сам не верит в то, что утверждает с такой горячностью. Один женевский пастор дошел до того, что написал Руссо: вы, мол, уже создали себе известность, и «теперь пора покончить со всеми этими парадоксами… Общее пожелание таково… чтобы вы больше заботились о том, как образовывать нас и делать лучшими, а не о том, как поставить нас обратно на четвереньки».

Руссо послал свою работу Вольтеру 30 августа тот ответил ему — почти теми же самыми словами (а это значит, что он не слишком внимательно читал его работу): «Я получил вашу вторую книгу, направленную против рода человеческого, — благодарю вас. Вы можете даже нравиться людям, которым говорите правду о них самих, но вы их не исправите… Еще никто до вас не употреблял столько ума, чтобы выставить нас дураками. Когда читаешь ваш труд, так и хочется стать на четвереньки. Но поскольку прошло уже более шестидесяти лет с тех пор, как я утратил эту привычку, я чувствую, к несчастью, что неспособен к ней возвратиться. Я оставляю этот способ передвижения тем, для кого он естествен и кто достоин его более, чем вы и я».

Вольтер вернулся и к первому его «Рассуждению».

Он напомнил, что есть много других пороков, которые заслуживают бичевания, и что вовсе не искусство словесности «стало причиной Варфоломеевской ночи». В конце же он пригласил Жан-Жака вернуться на лоно природы и даже предложил ему вместе с ним, Вольтером, пить свежее молоко от его коров. Позднее Вольтер выскажет возмущение против осуждения собственности в книге Руссо и воскликнет: «Это же философия нищего!» В ответе Руссо прозвучали интонации «старательного недотепы»: он вознес хвалу «главе философов» и извинялся за то, что изображал из себя интеллектуала, соперничая со своим адресатом. Почти ничего более не было сказано, так как он устал от споров и уже не желал более жарких словесных битв, как то было по поводу его «Рассуждения о науках и искусствах».

Здоровье Жан-Жака снова причиняло ему сильное беспокойство. Мочевой пузырь тревожил больше, чем обычно: он уже не верил медикам, которые неспособны были помочь ему. Добряк Делюк, однако, порекомендовал ему женевского профессора, доктора Теодора Троншена, лечившего и Вольтера. Это был светский человек, блестящий ум, общавшийся с философами, но никому не позволявший покушаться на свое мировоззрение. Впоследствии он станет одним из самых ярых противников Руссо. Тогда же он сам предложил ему свои услуги и письменные консультации; Руссо вежливо ответил ему, но сослался на бессилие медицины перед «плохим устройством телесного органа».

От работы Жан-Жак, однако, не отлынивал. Он продолжал трудиться над составлением «Музыкального словаря»;

друзья подбирали ему материал для «Истории Долины». В начале 1756 года, будучи в особенно хорошем настроении, Руссо сочинил маленький рассказ, в духе волшебных сказок, под названием «Своенравная королева». Этот безыскусный, но живой и веселый рассказ, «без всякого лукавства», как уточнял сам Руссо, будет опубликован в 1769 году.

Думал ли он вернуться в Женеву? Весна уже давно прошла, теперь он заводил речь о будущей весне, а к концу 1755 года намерение вернуться домой казалось ему уже «неосуществимым». Почему? Жан-Жак давал этому обычные объяснения: здоровье, невозможность просуществовать в Женеве на заработки переписчика нот, гордость, не позволявшая ему соглашаться на синекуру. Всё это было правдой, но ведь те же препятствия существовали и ранее…