Жанна д'Арк

Рыцари – в латах, вельможи – в узких камзолах с опушкой лисьего меха, с прорезными, дутыми на плечах и локтях рукавами, в сафьянных башмаках с такими острыми и тонкими носами, что они загибались. Дамы в платьях из жесткой, как лубок, золотой парчи с длинными хвостами и в высоких рогатых чепцах-кокошниках с падавшими сзади до полу прозрачными дымками. Грубыми и тяжелыми духами, подобными восточным благовониям – мастике, ладану и мускусу, – пахло от дам, а от мужчин сквозь духи пахло так же, как от сира дё Бодрикура, конюшней, кабаком и домом терпимости.

Дамы тщательно прятали волосы под кокошники, потому что показывать мужчинам волосы считалось для женщин таким же стыдом, как открывать наготу тела самую тайную.[173]

Когда в палату вошел или вошла неизвестно кто – мальчик или девочка, простоволосая, – дамы не знали куда девать глаза от стыда, и если бы не любопытство, то все разбежались бы. «Оборотень, ведьма… сжечь… утопить!» – пронесся между ними шепот возмущения и ужаса, а может быть, и тайной зависти, потому что многих мужчин то и пленяло невиданной прелестью в Жанне, что она была неизвестно кто – мальчик или девочка.

XX

Тем, кто не знал Дофина в лицо, невозможно было узнать его в тесно окружавшей его толпе вельмож и рыцарей, потому что он одет был хуже всех. «С продранными локтями ходит король, и когда однажды сапожник принес ему пару заказанных им башмаков для примерки, то унес их назад, видя, что ему за них нечем будет заплатить» – такие рассказы внушали богатым людям презренье к королю, а бедным – нежную к нему любовь и жалость.[174]

Был он и с виду не похож на короля: маленький, худенький, на тонких кривых ножках с нерасходящимися толстыми коленями; сонное, одутловатое лицо с оттянутым книзу над тонкими поджатыми губами мясистым носом и узкими под высоко поднятыми бровями щелками таких оловянно-тусклых заспанных глаз, как будто он хотел и не мог продрать их – проснуться совсем.[175]

Жанне было тем труднее узнать Дофина, что он робко от нее прятался в толпе, может быть, для того, чтоб ее испытать. Но все-таки сразу, только что вошла в палату, она узнала его и прямо к нему подошла. Как могла узнать? Те ли из вельмож, кто ей покровительствовал, подвели ее к нему, или, может быть, ее «Небесные Братья» Ангелы шепнули ей на ухо: «Вот он!»

Прямо подошла к нему, сняв мужскую шапочку (в комнатах, даже при короле, все ходили в шляпах, как на улице), поклонилась ему, по сельскому обычаю приседая на одно колено, и сказала:

– Доброго здоровья да пошлет вам Господь, благородный Дофин!

– Кто ты такая и чего тебе нужно? – спросил ее тот, все еще, быть может, не решив, чтó сделает – примет ли ее, как Божью посланницу, или прогонит, как «ведьму».

– Имя мое – Дева Жанна, – ответила она. – Царь Небесный послал меня к вам, благородный Дофин, чтобы сказать, что вы будете венчаны в городе Реймсе в наместники Царя Небесного, единого Короля Франции!

И, подумав, прибавила:

– Дайте мне ратных людей, чтоб освободить Орлеан!

Что-то было в лице и голосе ее, от чего Дофин решил, или почти решил: «Нет, не ведьма – Божья посланница!» Взяв ее за руку, отвел в сторону и начал с нею тайно беседовать.

– Вот я тебе говорю, – шепнула она ему на ухо, переходя с «вы» на «ты» с простотою детской и ангельской, – вот я тебе говорю от лица самого Мессира Господа, что ты – истинный наследник престола и законный сын Короля…[176]

И тут же будто бы напомнила ему три тайных молитвы его в Лошском замке на повечерии Всех Святых, а может быть, и в церкви Пью-Велейской Черной Девы, Богоматери, куда он пять раз ходил паломником, потому что чтил ее так же усердно, как Жаннина мать и сама Жанна: первая молитва была о том, чтобы, если он, Дофин, – незаконный наследник, Бог дал ему силу прекратить войну с англичанами; вторая – о том, чтобы, если по его вине страдает народ, он, король, был один наказан; и третья – о том, чтобы, если народ страдает по своей вине, Господь простил его и помиловал.[177]

Только что это услышал Дофин, как лицо его просветлело так, как будто светивший в Жанне свет неземной озарил и его. Ожило вдруг сонное, мертвое лицо, точно первый раз в жизни проснулся он как следует.[178] Но, увы, ненадолго: скоро опять заснет и усомнится, кто она – «ведьма» или Божья посланница.

Чтоб самому ничего не решать, он отослал ее в город Пуатье, в свой королевский парламент, на испытание докторов-богословов.[179]

XXI

Жанну испытывали в течение трех недель ученые законоведы и клирики, «многими мудрыми и тихими словами доказывая, что нельзя ей верить на слово».[180]

Жанна отвечала на вопросы нехотя. Часто, сидя на конце скамьи, только молча хмурилась и отворачивалась в сторону.

– Жанна, мы спрашиваем вас от лица короля, – напоминали ей судьи.

– Я это вижу. Но ничего не знаю, ни А, ни В! – отвечала она почти с явной насмешкой.

– С чем же вы пришли к королю?