Жанна д'Арк

– Погодите, ветер, Бог даст, переменится, и мы войдем в город, – сказала Жанна, и, как сказала, так и сделалось: ветер переменился на попутный и под глазами англичан, не сделавших ни одного выстрела, «не пошевелившихся», как предсказала Жанна, – войско, благополучно переправившись, вошло в Орлеан.[206]

Так совершилось первое чудо Жанны – чудо предзнания.[207]

XXVII

Ночью, при свете факелов, Дева, на белом коне, в полном рыцарском доспехе, въехала в город через Бургундские ворота. Чтобы к ней, или хотя бы к лошади ее, прикоснуться, люди давили друг друга почти до смерти; и радовались так, как будто сам Бог сошел к ним в город; руки и ноги ее целовали с такой благодарностью, как будто она уже освободила их от осады.[208]

В узкой улице, где толпа стеснилась еще больше, вспыхнуло знамя Девы, подожженное одним из факелов. Жанна, пришпорив коня, подскочила, быстрым и ловким движением схватила знамя, свернула его и потушила.[209] Это показалось народу чудесным, как все для него было в ней чудом.

Вспыхнувшее знамя, в этом первом явлении Девы, предрекает последнее: Огненный Крест – костер.

На первое письмо Жанны, отправленное с герольдом из Блуа, англичане ничего не ответили, только посмеялись над ней или сделали вид, что смеются, потому что под смехом был страх; заковали герольда в цепи и грозили сжечь, как «ведьмина посла».[210]

Но Жанна все еще не верила, чтобы люди могли не услышать «гласа Божия», и хотела исполнить свой долг до конца. Вечером 30 мая, выйдя из Мостовых ворот к окопам Бэль-Круа, взошла на стену и, сложив ладони так, чтобы голос как можно дальше хватал, крикнула стоявшим в окопах английским ратным людям:

– Именем Божьим говорю вам: если хотите остаться в живых, сдавайтесь!

– Подлая девка, коровница, уж изловим тебя и сожжем! – ответили ей англичане, но стрелять в нее не посмели, может быть, сами не зная почему.[211]

XXVIII

1 мая, в воскресение, огромная толпа осадила дом, где остановилась Жанна, чтобы увидеть Святую Деву. Множества человеческие влекла она к себе такою же неодолимою силою, как Пью-Велейская «Черная Дева-Мать».[212] Знака ее только ждали эти обезумевшие люди, чтобы кинуться на английские окопы и, может быть разбившись о них, погибнуть бессмысленно. Но сельская девочка, не знавшая военного дела, да и никаких человеческих дел, нашла в себе достаточно здравого смысла, чтобы вести их не на английские окопы сражаться, а в церковь молиться.[213]

В это воскресение, после обедни, Жанна снова предложила мир англичанам. Выйдя из Лисьих ворот, подошла она к английским окопам Круа-Морена и, сложив ладони так же, как намедни, крикнула:

– С Богом возвращайтесь в Англию, а не то вам будет плохо!

– Ведьма, шлюха, девка продажная! – ответили ей англичане с окопов, но стрелять в нее почему-то опять не посмели.[214]

Самые храбрые, ни одного человека не боящиеся английские ратные люди дрожат и бледнеют перед этой семнадцатилетней крестьянской девочкой; дьявола сами боятся эти несчастные «Хвостатые дьяволы».[215] «Чем черт не шутит? – думают они.

– Что, если она и вправду ведьма… или Божья посланница?»

В складках волшебного белого знамени Девы чудились им тучи порхающих белых бабочек – белых Лилий Франции или белых Ангелов.[216]

Жанна кажется французам Ангелом Божьим, а врагам их – дьяволом. В этом-то двойном образе – главная сила Девы: непобедимой, потому что сверхъестественной, кажется она французам и англичанам одинаково.[217]

Как бы остолбенело вдруг от ужаса все английское войско и пало духом. «Двое англичан еще накануне обратили бы в бегство десять французов; но только что Жанна вошла в Орлеан, четверо-пятеро наших остановило бы все войско врагов».[218]

Так велик был ужас Девы, что английские ратные люди и начальники отказывались ехать во Францию. «Эта подлая девка есть орудие сатаны, врага человеческого рода, – говорили они. – Можно сражаться с людьми, но как сражаться с дьяволом?» Нужен был особый указ «против боящихся ведьминых чар». Но действие указа было обратное: он напугал людей еще больше.[219]

«Бедствие великое, в образе Девы-колдуньи, исчадия адова, послано Богом на англичан, – пишет герцог Бедфорд юному английскому королю Генриху VI. – Злыми чарами она не только истребила их множество, но и всех остальных лишила мужества».[220]

XXIX

Верили Жанне и во Франции только простые люди, а военачальники сомневались в ней и держали ее в стороне от военных советов.

– Я узнал от верных людей, что капитан Фальстаф идет на помощь англичанам с подкреплениями и съестными припасами, – сообщил ей однажды граф Дюнуа.

– О, Батард, Батард! Я приказываю тебе именем Божиим: только что ты узнаешь о приходе Фальстафа, сказать мне об этом, а если не скажешь, я отрублю тебе голову!

– Ладно, скажу, – отвечает Батард и опять, вглядываясь в нее, удивляется – ужасается: что это? кто это?[221]