Всех «распутных женок» выгоняет из лагеря; этим начинает, а кончает тем, что ставит в середине лагеря под открытым небом алтарь; священник служит обедню, и все причащаются![198]
Новая жизнь для них началась: Дева родила их всех «вторым рождением, свыше».
Ходят за нею, как маленькие дети – за матерью; смотрят ей в глаза, как влюбленные мальчики; пошли бы за нею на край света, и радостно умер бы за нее каждый из них, потому что, когда смотрят на нее, то «видят Бога».[199]
XXIV
«
Это письмо было послано из города Блуа, в марте, на Пасхальной неделе 1429 года.
Слишком легко было предвидеть, как примут Годоны, Кощунники, Хвостатые, этот детский и ангельский зов к миру.[201]
«Дура или сумасшедшая!» – так все они думали или только хотели бы думать, но втайне, может быть, знали, что слова ее мудры и святы. Нет никакого сомнения, что если когда-нибудь наступит на земле царство Божие, то потому, что людей, думающих так, как Жанна, будет все больше.XXV
27 апреля выступило войско Девы из города Блуа на Орлеан. Крестный ход с хоругвями и с пением:
шел впереди, и на белом коне под знаменем с надписью:
Только теперь поняла Жанна, что ее обманули: привели к Орлеану по левому, а не по правому берегу, где был английский лагерь, – как она хотела и требовала от военачальников; но те ее не поняли или, не желая понять, сделали по-своему.
Только что войско остановилось, вышел из города навстречу Жанне военный наместник Орлеана, будущий граф Дюнуа, побочный сын Орлеанского герцога Людовика, Жан «Батард». Это было почетное звание, потому что «детей любви» считали более одаренными, чем рожденных в законном браке. Двадцатишестилетний Батард Жан был одним из просвещеннейших, умнейших и любезнейших тогдашних рыцарей.[203]
– Вы – Батард Орлеанский? – спросила его Жанна.
– Я, и очень рад вас видеть, – начал он с любезностью, вглядываясь, может быть, с удивлением в это странное, никогда не виданное существо в образе женщины.
– Ваш ли военный совет решил меня привести по левому берегу? – прервала его Жанна.
– Я и другие люди, умнее моего, решили так, полагая, что это лучший и вернейший путь…
– Жив Господь! Божий Совет умнее и вернее вашего, – опять прервала его Жанна. – Вы хотели меня обмануть, но сами себя обманули, потому что я прихожу к вам с лучшею помощью, нежели кто-либо. Помощь эту не ради меня, а по молитвам св. Людовика и св. Карла Великого подаст вам Господь, сжалившись над Орлеаном и не желая терпеть, чтобы вы и город ваш сделались добычей врага…[204]
Почему надо было Жанне подойти к Орлеану по правому берегу Луары? В чем ее главная мысль? В том, чтобы идти прямо в английский лагерь, находившийся на правом берегу, к военачальнику, сэру Джону Тальбо, и предложить ему мир; только после отказа англичан от мира она могла начать войну и победить, уже не по человеческому, а по Вышнему Совету и разуму. Втайне, может быть, надеялась, что, явившись в английский лагерь со знаменем в руках, в сопутствии госпожи св. Катерины и госпожи св. Маргариты и монсиньора Михаила Архангела, убедит она англичан покинуть Францию, пав перед ней на колени, сэр Джон Тальбо послушается не ее, а Того, Кем она послана, так что без пролития капли крови, французской или английской, равно для нее драгоценных, совершится то, для чего она пришла. Вот какую святую победу вырвали у нее из рук французские военачальники; вот о чем она скорбит и на что негодует.[205]
XXVI
Прежде чем войти в Орлеан, надо было переправить через Луару, в виду англичан, на тяжелых плоскодонных парусных дощаниках ратных людей, скот и телеги с припасами. Но так как ветер был противный, то переправа казалась невозможной.