Олива стояла, опершись рукой о дверной косяк и молча, улыбаясь, ждала.
— Ты коварная женщина? — тихо спросил Кузька, стоя на пороге.
Олива задумалась.
— Это как посмотреть…
«Ну вот, теперь, кажется, и Кузька вошёл в число моих поклонников… — думала Олива, ложась в постель, — Вчера был Хром Вайт, теперь вот Кузька… Интересно, кто следующий…»
Олива вспомнила, как вчера Хром Вайт четыре часа подряд, не отрываясь, курил на кухне кальян, когда все уже перешли в спальню смотреть фильм. Она видела, что с Хромом что-то не то, и смутно догадывалась, что в этом есть доля её вины. Жалко ли Оливе стало Хром Вайта, или что-то другое, помимо жалости, шевельнулось в её душе к этому светловолосому как все северяне и большеглазому парнишке, но она сама не зная зачем вернулась к нему в кухню.
— Ты с ума сошёл, — тихо сказала она ему, — Зачем ты так долго куришь кальян? Тебе же плохо станет!
— А тебе не всё равно? — с горечью спросил Хром Вайт.
— Нет. Мне не всё равно.
…А потом они вышли на балкон, и Хром целовал её, целовал ей шею, плечи, руки, каждый пальчик. Он целовал её почти как Салтыков год назад, когда тот был ещё страстно влюблён в Оливу. Но всё-таки, это был не Салтыков. И даже не Даниил, хотя Даниил уже ушёл в такое далёкое прошлое…
— Никки, — произнесла Олива, видя, что её подруга ещё не спит, — Я у тебя всё хотела спросить… Ну, да сейчас это уже, конечно, не имеет значения, а так… из любопытства…
— Это касается Даниила? — догадалась Никки.
— Да, — отвечала Олива, — Ты его… любила?
— Любила…
— А сейчас?
— Сейчас? Нет, — произнесла Никки, глядя в потолок.
— Ты его бросила?
Никки кивнула головой.
— А почему? — спросила Олива.
— Потому что я его больше не люблю. Была любовь — и прошла. Как ангина.
— А разве настоящая любовь может пройти?
— Настоящая — нет. И ты тоже не любила его по-настоящему…
— Почему?
— Разве ты его любишь до сих пор?
— Нет, — помолчав, сказала Олива, — Уже нет.
— Ну вот…
Звёзды на потолке слабо светились в сумерках белой ночи. У Никки весь потолок в спальне был в звёздах.
— Как странно, — задумчиво произнесла Олива, — Когда-то мы с тобой были врагами, потому что обе делили Даниила, он был нужен как воздух и тебе и мне. А теперь вот лежим в одной постели, а он стал не нужен ни тебе, ни мне…
— Да, — отвечала Никки, — Кто бы мог подумать…
Гл. 27. Рандеву на кухне
В десять часов утра в Никкиной квартире раздался звонок в дверь.
— Кого это несёт в такую рань… — сонно проворчала Олива в подушку.
— Это Гена, — Никки вскочила с постели и как была босиком и в пижаме ринулась открывать дверь.
— Какой ещё Гена?
— Гена, мой приятель, — откликнулась Никки из коридора, — У него днюха сегодня. Двадцать лет.
— А чего он так рано припёрся? — зевнула Олива.
— Так он днюху здесь будет отмечать. Тридцать человек народу придут. Он продуктами затарился, щас с утра будем жратву готовить.
Олива, сонно хлопая глазами, села на постели. Между тем, Гена, плотный парень сангвинического типа, с хамоватым, но добродушным лицом, ворвался в квартиру, неся в руках ящики с пивом и мешки с продуктами.
— Долго спите, — заметил он, и, обращаясь к Оливе, представился: — Гена.
— А я Олива…
— Москвичка что ли?
— Да, — удивлённо отвечала она, — А ты откуда знаешь?
— Тебя акцент выдаёт.
— Какой ещё акцент?
— Мааасковский! — Гена сунул ей в руки мешки с продуктами, — На-ка, отнеси это всё в холодильник.
Олива хмыкнула, однако понесла в кухню пакеты, в которых было десять килограммов картошки, морковь, огурцы с помидорами, колбаса, сыр, майонез, несколько кур и три десятка сваренных вкрутую яиц.
— Госспади! Накупил-то! — воскликнула она, разгружая на кухне сумки, — Гладиатор отдыхает! Кстати, Гена, тебя надо с Гладиатором познакомить. Вы очень с ним похожи.
— Э, — озадаченно произнёс Гена, — Для чего? Для совместного распития молока?
— А почему нет? Гладиатор тоже молоко любит, — фыркнула Олива, вспомнив, как он пил молоко прямо из пакета.
— Ставьте отваривать морковь, начесночьте кур и садитесь чистить картошку, — распорядился Гена, — Щас я вам в помощь подряжу ещё двух девчонок.
Никки и Олива захлопотали у плиты. Между тем, в дверь позвонили и пришли две девушки, Таня и Олеся, которых Гена подрядил в помощь Никки и Оливе, и в кухне началось такое грандиозное жарение гренок и картофеля, парение кур и яиц, резание овощей и мяса в салат, какого Олива никогда в жизни ещё не видела. Под чутким руководством Гены работа в кухне кипела не переставая: беспрестанно стучали ножи, шумели тёрки, шкворчили на плите, испуская угарный чад, четыре сковородки, до отказа набитые картофелем и гренками. В кухне стоял такой жар и пар, что все четыре поварихи, суетящиеся у плиты, сами готовы были воспламениться в любую минуту.
— Кто-нибудь солил картошку?
— Я солила…
— На какой сковородке?
— Э! Лашкова! — орал кому-то Гена по мобильному телефону, стараясь перекричать гомон поварих, стук ножей и шипение сковородок в кухне, — Лашкова! Ты охамела?..
— Дайте мне кто-нибудь тёрку! Зелени достаточно…