Жара в Архангельске-2

— Переворачивай, переворачивай!.. Да я не тебе! — разрывался Гена между кухней и телефоном, — Лашкова! Я говорю, ты охамела что ли?! Чего?..

— Ген, майонез где?

— Да подожди ты! Яиц для салата «оливье» — шесть, закуска под майонезом — десять… Креветки ещё…

— Тань, куру проверь — может, готова?

— Вилкой, вилкой ткни её!

— Дай мне нож… Да не этот! Этот тупой, тот давай, с чёрной ручкой!

— А где он? Я не знаю…

— Он у меня, я лук чищу!

— Дай на секундочку — тут картошка ещё не дочищена! Можно и после с луком…

— Ай, какой лук сердитый… — всхлипнула Олива, вытирая рукавом глаза и передавая нож.

Олеся, суетящаяся у плиты, неловко подхватила нож, и он упал, выскользнув из её рук, перепачканных подсолнечным маслом.

— О! Мужик придёт, — сказала Таня, нагибаясь за ножом.

Олива высыпала порезанный лук в кастрюлю с салатом и принялась чистить картофель, оставшийся в миске с водой. Она взяла со стола тупой нож, которым резали колбасу, и только надрезала на картофелине кожуру, как вдруг дверь кухни открылась, и вошёл…

— Привет, Даниил, — окликнул Гена, — Мой руки и присоединяйся к работе.

«Даниил!» — понеслось в голове у Оливы. Как он здесь очутился, ничего удивительного в этом не было: Архангельск вообще был сам по себе город чудес. Но удивила её не столько сама встреча с Даниилом спустя полтора года на Никкиной кухне, сколько то, что эта встреча, которую Олива столько раз с трепетом представляла себе когда-то, теперь не возымела на неё ровно никакого действия. Ни один мускул не дрогнул на будничном, бесстрастном лице Оливы, несмотря на то, что пришёл тот самый Даниил, в которого она когда-то была страстно и безумно влюблена, которому посвящала стихи и ради которого когда-то подвергала свою жизнь опасности. Не оборачиваясь в его сторону, Олива продолжала спокойно срезать кожуру с картофелины.

— Здравствуй, — произнёс он за её спиной.

— Здравствуй, — холодно процедила она сквозь зубы и, не оборачиваясь, протянула руку за следующей картофелиной.

Даниил стоял позади Оливы в незнакомой ей красной футболке; густые русые волосы его волнистым чубом падали ему на глаза. Передавая нарезанный картофель в жарку, Олива мельком взглянула на него. Годы сильно изменили его: он резко повзрослел и возмужал, стал шире в плечах; сильная перемена чувствовалась и в его красивом, античном лице. Даниил был и тот, и уже не тот: на месте того странного восемнадцатилетнего мальчишки-шизофреника с полудетской улыбкой, которого Олива оставила прошлой зимой, теперь стоял взрослый красивый мужчина со спокойным и слегка грустным взглядом зелёных глаз.

— Тут не развернёшься, — заметил, наконец, Гена, — В большой комнате разобран стол, так что кто с салатами, перебирайтесь туда.

Олива рада была убраться из душной и тесной кухни на свежий воздух. Подхватив с собой миску с огурцами и разделочную доску, она вышла из кухни. Следом за ней, неся в руках стопку тарелок, помидоры и майонез, двинулся Даниил.

…Они сидели рядом и резали овощи, укладывая их колёсиками на тарелках и поливая майонезом. Бывшие возлюбленные, такие близкие и чужие друг другу одновременно, делали общее дело молча, не глядя друг на друга. Лишь однажды, когда Олива, ссыпав нарезанные колёсиками помидоры в тарелку, закашлялась сильнее обыкновенного, Даниил взглянул на её тощие лопатки, просвечивающие сквозь синтетический сарафан.

— Болеешь? — участливо спросил он.

— Да, — коротко отвечала она.

— Это плохо… — задумчиво произнёс он, внимательно глядя на неё своими большими грустными глазами.

Олива молча протянула Даниилу миску с очищенными огурцами и тот так же молча, кончив их шинковать, положил в рот Оливе попку от огурца.

Гл. 28. День рождения Гены

— Ну, начнём! — объявил Гена, сидя во главе стола, когда все гости, шумя и толкаясь, заняли свои места за большим столом, — Киря, тост!

Кирилл, высокий темноволосый парень с развитой нижней челюстью, встал и поднял свой стакан.

— Ну, Геныч, — провозгласил он, — Чего бы тебе пожелать в твой день рождения… Пожелаю тебе оставаться всегда таким же клёвым и весёлым чуваком, и чтоб вокруг тебя всегда было полно друзей.

— Настоящих друзей, — уточнил Клим, — Их может быть совсем немного.

Кирилл поставил стакан на стол и вперился в Клима взглядом.

— Нельзя ли яснее? — процедил он сквозь зубы.

— Можно, — с внешним спокойствием отвечал тот, — Я на своём примере знаю, что настоящие друзья — это те, которые жопу за тебя порвут в трудную минуту. А среди тех, что тусуются вокруг, таких, вероятно, очень и очень мало. Если вообще таковые имеются…

Обстановка за столом накалялась. Никки нервно ёрзала на стуле. Все остальные оставили еду и вопросительно посмотрели в сторону конфликта.

— Кушайте, кушайте, ребята, — засуетилась Никки, — Кому ещё жареной картошки подложить? Попробуйте вот гренки с зеленью и сыром…

— Нет, подожди, — Кирилл привстал со своего места, — Ты на что намекаешь? За базар вообще-то отвечать надо, да?!

— О Господи! — вздохнула Олива, ожидая, что за столом вот-вот разразится скандал с последующим за ним мордобитием.