Жара в Архангельске-2

…Она проваливалась в черноту. Шла босиком по нефтяным облакам, тонула в них и снова выплывала, задыхаясь и рыдая. Её качала, словно огромная страшная колыбель, чёрная волна. Как в детстве бабушка пела — спи, моя радость, усни…

«Бабушка, дорогая, ты спишь и не видишь, что они сделали со мной! Ты не знаешь, что внучка твоя пала так низко, что никогда уж больше не поднимется из этой бездны мучений и ужасов… Ты не знаешь, в чьи руки попала я, ты не видишь, как он изуродовал меня, во что превратил! Никто не вступится, никто… Он не имеет права жить! — А ты что за судья? — Молчи! Ценою жизни купила я себе это право…»

Олива сидела, скорчившись, на ступеньках лестницы и, шевеля губами, смотрела в противоположную стену затуманившимся взглядом. Для неё уже не существовало ни времени, ни реальности — сидя тут, под дверью его квартиры, она даже не заметила, как тихо сошла с ума.

«Друзья мои, зачем вы полюбили меня? Я конченый человек… Ты нужна нам… Огромные, голубые глаза Тассадара, красивая его улыбка… Полный любви взгляд Даниила — „Отпусти грустные мысли“… Ярпен, его стихи…

…И в сердце зазвучит по-новому струна… тебя я вижу… выходи, моя весна…

И над ними — Салтыков, протягивает руки — „Мелкий, я люблю тебя, мелкий!“ Убить его? Господи прости! Я люблю его…»

— Олива!

Она встрепенулась до последнего нерва. Ярпен, Никки, Гладиатор, Хром Вайт… Зачем они здесь? Как поняли, что она тут? И Салтыков вышел из квартиры, разговаривая по мобильнику…

— Да, Кузя, да! Да, щас с Оливой разбираюсь… Окей, будь на связи.

— Мелкий, иди домой, — отрезал Салтыков.

Олива подняла на него глаза. Он был как в тумане.

— Ты… ты гонишь меня?

— Ннет, но… иди домой, мелкий. Послушайся своих друзей.

— Я никуда отсюда не уйду. Я буду сидеть здесь день, ночь… завтра, послезавтра… Я никуда не уйду отсюда… Я всё время буду здесь сидеть.

— Ярпен уведёт тебя…

— Не уведёт, — заявила она.

— Тогда тебя заберут в милицию.

— Похуй. Пускай забирают. Сама я отсюда не уйду.

У Салтыкова зазвонил мобильник.

— Выключи телефон, — потребовала Олива.

Салтыков выключил.

— Зачем ты дал мне надежду? Зачем говорил что любишь? Зачем издевался надо мной?! — возопила она.

— Я ошибался. Я это признаю. Прости меня.

— Я не могу тебя простить. Ты же не можешь меня простить за вчерашнее?

Салтыков отрицательно помотал головой.

— Вот и я не могу тебя простить за сломанную жизнь…

— Но я же признал свою ошибку…

— Ошибки надо не признавать. Их надо смывать, — Олива незаметно провела пальцем по лезвию в кармане, — Что же ты не обнимешь меня?

— Я не хочу подавать тебе надежду. Всё кончено.

— Но я с этим не согласна!

— Я одного не могу понять. Неужели на мне свет клином сошёлся? У тебя ведь столько друзей…

— Ты же сам мне все мозги запутал!

— Ну прости, я тогда не думал…

— Значит, я за тебя должна была думать?!

Салтыков молчал, избегая глядеть ей в глаза.

— Зачем ты обманул меня? — воскликнула Олива, — Я же знаю, что у тебя есть баба! Зачем же надо было так врать?! Зачем? Зачем???

— Кто тебе сказал?

— Неважно.

— Это… это неправда… Кто тебе сказал? Майкл?

— Я же говорю — неважно. Ты опять мне врёшь!

— Хватит, Салтыков, — вмешался Ярпен, — Перестань мучить Оливу. Скажи ей, наконец, всю правду. Ты же не любишь её…

— Ярпен, я не могу ей сказать этого, — оправдывался Салтыков.

— Это в конце концов не по-мужски. У тебя хватало смелости морочить ей голову, но почему-то не хватает смелости сказать ей правду…

— Я уже всё сказал. Между нами всё кончено. Я больше не буду доставать её звонками и смсками.

— Ты так легко отказываешься от меня? — воскликнула Олива.

— Мы с тобой чужие люди. Между нами нет ничего общего.

Олива досадливо оглянулась на своих друзей. Они стояли рядом и мешали ей. Она попросила их уйти, но они не ушли, а лишь поднялись по лестнице этажом выше и остались стоять там.

Салтыкову трудно было говорить. Он мямлил неразборчиво, словно каждое слово стоило ему титанических усилий. Ему легко было врать Оливе про любовь по смскам и по телефону, зная, что она далеко, за тысячу километров; но теперь, когда она стояла в двух шагах от него, и с перекошенным от боли лицом смотрела ему в глаза, он не мог выговорить ни слова. Врать было уже бессмысленно, да и невозможно, а правда тяжёлым комом застревала у него в горле.

— Скажи мне честно… — сказала Олива, пристально глядя в его глаза, — Я… действительно не нужна тебе?

Салтыков что-то пробормотал себе под нос. Она хотела услышать «нужна», хотела удостовериться в этом…

— Я не понимаю тебя! Говори отчётливо! — потребовала Олива.

— Н-нужна…

— Что?

— Не нужна!

— Ещё раз. Я не поняла… что ты сказал?..

— Я сказал, что ты мне не нужна.

Мир лопнул у неё перед глазами. Олива забыла, зачем пришла сюда. Это был заведомо точный удар, и он вырубил в ней всё.

— Когда ты это понял? — выдавила из себя она, — Ты это понял до Нового года?

— Да.

— Зачем же ты продолжал меня обманывать тогда, что мы поженимся и будем вместе?

— Это было сложно… Я не хотел лишать тебя надежды…

— Ты женишься на другой? Отвечай правду! Ты сможешь жениться на другой женщине?!

— Д а.

— Ты не любишь меня?..