Жаркий Август. Книга вторая

— Зато красивый, — самодовольно улыбается.

— И скромный.

— И умный.

— И очень скромный!

— И вообще замечательный, — снова кусает гамбургер, набивая обе щеки.

Не могу сдержаться, смеюсь, и настроение медленно, но верно ползет наверх. С ним всегда так. Мой личный антидепрессант.

— Как вы там поживаете в мое отсутствие? Балдеете в гордом одиночестве и не можете нарадоваться, что я, наконец, свалил, оставив вас наедине?

— Никита! — шиплю на него, изо всех сил стараясь не покраснеть. Хмырь догадливый. — Хватит глупости говорить!

— Почему это глупости? Всем известно, третий — лишний, — он все так же усмехается, прекрасно понимая, как двусмысленно прозвучали его слова, — твой Тимурка чуть ли от радости не прыгал, когда меня провожали.

— Тебе показалось!

— Угу, я так и подумал. Чего звонишь-то? Только не говори, что соскучилась!

— Соскучилась, но звоню не поэтому, — сажусь удобнее, опираясь локтями на стол, — я все рассказала Тимуру.

— Да ладно! — темные брови изумленно взметнулись вверх, от удивления он даже отложил в сторону обкусанный гамбургер.

— Представь себе.

— Ну, ты даешь! Я-то, если честно, полагал, что будешь долго и упорно мусолить, думы думать, титьки мять…

— Ник! Ничего я не мну!

— Молодец, быстро собралась, — с одобрением кивнул, показывая большой палец, — как он воспринял сию благую весть?

— Нормально воспринял. Сначала, правда, не поверил, думал, шучу. Потом ничего, оценил, проникся.

— Блин, Вась, еще бы он не проникся, — Никита засмеялся, — затискал, поди?

— Нет, сдержался, — скромно опустила глаза, чтобы не заметил досады, — вчера как бешеный по дому летал, а сегодня весь в себе. Все чего-то думает, размышляет.

— Пусть думает, — Ник беспечно жмет плечами, — полезное дело.

— Со мной почти не разговаривает, — пожаловалась, жалобно надув губы.

— И?

— Что и? — не поняла я.

— Ну, не разговаривает, и что такого? У него вся жизнь с ног на голову перевернулась, так что есть вещи поважнее, чем светские беседы.

Сочувствия от Никиты — ноль. Даже бровью не повел. Не сказал даже банального: "Бедная Васька, за что он с тобой так несправедливо". Нет, вместо этого в глазах полное недоумение, вызванное моим недовольным видом.

Стало обидно. Очень обидно. Очень-очень обидно.

— Да он меня вообще не замечает! — все-таки не сдержалась и выдала свое недовольство.

Лазарев с минуту смотрел на меня исподлобья, а потом протянул:

— Как все запу-у-у-щено.

— Ничего не запущено!

— Еще как запущено! Чу, отстань от мужика! Дай ему время. Он сейчас посидит, подумает, все осмыслит. Примет, в конце концов, свои радужные перспективы. Не сегодня, так завтра эта его задумчивость пройдет. И все у вас будет нормально, и даже лучше! Так что просто уймись и не дергай его.

Поддержал, блин!

Легко сказать «уймись», когда сидишь за миллионы километров и даешь умные советы. А я-то здесь, в эпицентре. Тут захочешь — не уймешься.

Спорить с Никитой бесполезно, поэтому предпочитаю уйти от темы Тимуркиного нежелания со мной разговаривать.

— У тебя-то как? — интересуюсь у друга. — Втянулся в привычный распорядок жизни? Или мысленно все еще в отпуске?

— Да как сказать, — его настроение тотчас меняется. И на место добродушной беспечности приходит непонятная для меня настороженность.

— Ник, ты чего вдруг какой сумрачный стал? — подозрительно всматриваюсь в образ друга на экране.

Он напряжено повел широкими плечами, зарылся пятерней в густые темные волосы и недовольно покачал головой.

— Случилось чего?

— Нет… Да… Не знаю, — потом нехотя добавил, — после возвращения меня Управление трясет, проверяет всю подноготную, на ковер к начальству уже несколько раз вызывали. Все какие-то странные вопросы, допросы.

— Накосячил? — стало тревожно.

— Нет, все спокойно, все как всегда.

— Тогда зачем тебя вызывали? Надеюсь, не из-за нас с Тимуром?

— Ты вообще здесь ни при чем, а твой подопечный тем более. Это что-то другое. Насколько я могу судить по обрывочным фразам, операция какая-то планируется повышенного класса сложности, и, по-моему, за каким-то хреном им нужен именно я.

— Какая операция? — всполошилась, тотчас вспомнив, как однажды вот так на повышенный класс сложности уходил Майлз. И не вернулся. Еще одного близкого человека я не отпущу!

— Ты у меня спрашиваешь? — он растерянно потер висок. — Это только мои догадки. Не более того. Может, и нет ничего…

— Им нужен ты один или мы оба? — я уже ухватилась за это предположение о спецоперации, потому что безоговорочно верила чутью Лазарева. Если у него возникли такие подозрения, значит, основания есть и более чем весомые. Он не из тех, кто любит делать выводы на пустом месте.

— Про тебя не было сказано ни слова, даже намека не было, — Никита развел руками, — и вообще, не бери в голову. Может, это паранойя и не более того.

— Сам-то в это веришь?

Смотрим друг на друга, глаза в глаза, не отрываясь. В наших отношениях нет места лжи и недомолвкам, и мы оба это знаем. Наконец он отрицательно качает головой, от чего больно становится под грудиной.