Жажда

– Жуткие вещи, – сказал Мехмет. – Но ваша коллега была хороша.

– Мм… Здесь всегда так малолюдно?

– Да нет. – Мехмет оглядел помещение и прокашлялся. – Или да.

– Мне это нравится.

– Правда? Вы не притронулись к пиву. Смотрите, оно уже совсем мертвое.

– Хорошо, – ответил полицейский.

– Могу дать вам кое-что более живое. – Мехмет кивнул в сторону вымпела «Галатасарая».

Катрина быстро шла по лабиринтам пустых коридоров телецентра, как вдруг услышала у себя за спиной тяжелые шаги и сопение. Она полуобернулась, не останавливаясь. Оказалось, это Халлстейн Смит. Катрина поняла, что он либо сознательно развил технику бега, настолько же неординарную, как и его исследования, либо на удивление кривоног.

– Братт! – прокричал Смит.

Катрина остановилась и подождала его.

– Во-первых, я должен попросить у вас прощения, – сказал Смит, стоя перед ней и тяжело дыша.

– За что?

– За то, что я слишком много говорил. Внимание всегда приводит меня в радостное возбуждение, моя жена все время мне это говорит. Но что еще важнее, тот фоторобот…

– Да?

– Я не мог сказать этого там, в прямом эфире, но, возможно, он был моим пациентом.

– Валентин Йертсен?

Смит покачал головой:

– Я не уверен, прошло уже года два, и если это он, то у нас была всего пара сеансов терапии в офисе, который я снимал в городе. Сходство даже не слишком явное, но я думал только об одном этом пациенте, когда вы упомянули о пластических операциях. Потому что я помню шрамы от стежков у него под подбородком.

– Он был вампиристом?

– Откуда я знаю? Он об этом ничего не говорил, иначе я бы, конечно, включил его в свои исследования.

– Может быть, он пришел именно к вам из любопытства, зная, что вы исследуете его… как это называется?

– Парафилия. Совершенно не исключаю. Я, как уже говорил, совершенно уверен, что мы имеем дело с умным вампиристом, знающим о собственном заболевании. В любом случае теперь особенно горько осознавать, что весь мой пациентский архив похищен.

– Вы не помните, как этот пациент называл себя, где работал или где жил?

Смит тяжело вздохнул:

– Боюсь, моя память уже не та, что когда-то.

Катрина кивнула:

– Будем надеяться, что он обращался к другим психиатрам и что они его помнят. И что в отношении врачебной тайны они не слишком фанатичные католики.

– Немного католицизма не так уж и плохо.

Катрина подняла бровь:

– Что вы имеете в виду?

Смит прикрыл глаза с таким видом, словно мысленно выругал себя:

– Ничего.

– Да ладно вам, Смит.

Психолог всплеснул руками:

– Я просто сложил два и два, Братт. Я соединил вашу реакцию на вопрос ведущего программы, сумасшедшая ли вы, с вашими словами о том, как вы промокли в Саннвикене. Мы часто неосознанно сообщаем что-то, и вы неосознанно сообщили, что были пациентом психиатрической больницы в Саннвикене. И для вас, руководителя отдела по расследованию убийств, соблюдение врачебной тайны должно являться нормой, поскольку она защищает тех, кто обратился за помощью в решении проблем, чтобы позже они не помешали строить карьеру.

Катрина Братт почувствовала, как у нее открывается рот, и безуспешно попыталась сформулировать какую-нибудь мысль.

– Вам, кстати, не обязательно отвечать на мои идиотские предположения, – сказал Смит. – Я ведь тоже обязан соблюдать тайну, должен заметить. Хорошего вечера, Братт.

Катрина стояла и смотрела, как Халлстейн Смит топает по коридору своими ногами иксом, как у Эйфелевой башни, и тут у нее зазвонил телефон.

Звонил Бельман.

Обнаженный, он потерялся в непрозрачном раскаленном тумане, обжигающем участки тела, на которых он так разодрал кожу, что на деревянную скамейку под ним сочилась кровь. Он закрыл глаза и почувствовал, как они наполняются слезами, и представил себе, как все произойдет. Чертовы правила. Ограниченное удовольствие, ограниченная боль не позволяли ему выразить себя так, как он бы предпочел. Но придут другие времена. Тот полицейский получил его послания и теперь охотится на него. Прямо сейчас. Пытается подобраться к нему, но не может. Потому что он чист.

Он вздрогнул, услышав кашель в тумане, и понял, что уже не один.

– Kapatiyoruz[22].

– Yes, – ответил Валентин Йертсен невнятным голосом, продолжая сидеть и глотать слезы.

Заведение закрывается.

Он осторожно прикоснулся к своему половому органу. Он точно знал, где она. Как с ней играть. Он был готов. Валентин втянул влажный воздух в легкие. А Харри Холе думает, что охотник – это он.

Валентин Йертсен рывком поднялся и направился к двери.

Глава 16

Воскресенье, ночь