Жажда

Исабелла Скёйен громко рассмеялась:

– Хорошо держишься, Харри. Все еще помолвлен с той соблазнительной черноволосой юристкой?

– Нет.

– Нет? Может, выпьем как-нибудь вечером?

– Мы с Ракелью больше не помолвлены, потому что мы женаты.

– Ага. Смотри-ка! А это нам помешает?

– Мне – да. А для тебя это, наверное, вызов?

– Женатые мужчины – лучшие, они никогда не доставляют неприятностей.

– Как Бельман?

– Микаэль чертовски мил, и целуется он лучше всех в этом городе. Но мне уже наскучил этот разговор, Харри, поэтому я отключаюсь. У тебя есть мой номер.

– Нет, у меня его нет. До свидания.

– Хорошо, но если ты не хочешь петь дифирамбы Микаэлю, могу ли я, по крайней мере, передать ему привет и сказать, что ты с радостью наденешь наручники на этого бедного извращенца?

– Говори что хочешь. Великолепного тебе дня.

Связь прервалась. Ракель. Он забыл, что она ему звонила. Он искал ее номер и ради смеха размышлял о предыдущем разговоре. Если бы приглашение Исабеллы Скёйен сработало каким-либо образом, возбудился бы он хоть немного? Нет. Да. Немного. Имеет ли это какое-нибудь значение? Нет. Это означает так мало, что он даже не стал задумываться, какая он свинья. Не в том дело, что он не был свиньей, но вот это крошечное возбуждение, этот непроизвольно возникший, почти вымышленный кусочек сцены – ее длинные ноги и широкие бедра, – появившийся и тут же исчезнувший, не был достоин обвинительного приговора. Нет, черт возьми. Он отказал ей. Хотя он знал, что именно из-за отказа Исабелла Скёйен позвонит ему снова.

– Телефон Ракели Фёуке. Вы говорите с доктором Стеффенсом.

Харри ощутил покалывание на затылке.

– Это Харри Холе. Ракель там?

– Нет, Холе, ее нет.

У Харри перехватило горло, и подкралась паника. Лед треснул. Он сосредоточился на дыхании.

– Где она?

Во время последовавшей за его вопросом паузы, которая, как показалось Харри, была намеренной, он успел подумать о многом. И из всех выводов, автоматически сделанных мозгом, был один, который он наверняка запомнит. Что сейчас все прекратится, что у него больше не будет того единственного, чего он желал. Что сегодняшний и завтрашний дни будут копией вчерашнего.

– Она в коме.

В растерянности или в полном отчаянии мозг пытался сказать ему, что кома – это название страны или города.

– Но она пыталась дозвониться до меня. Меньше часа назад.

– Да, – сказал Стеффенс. – А вы не ответили.

Глава 18

Понедельник, день

Бессмысленно. Харри сидел на жестком стуле и пытался сосредоточиться на том, что говорил мужчина, сидящий за письменным столом. Но слова имели столь же мало смысла, как и птичьи трели за открытым окном позади мужчины в очках и белом халате. Бессмысленно, как синее небо, как решение солнца именно в этот день греть жарче, чем на протяжении нескольких предыдущих недель. Бессмысленно, как плакаты на стенах, где были изображены люди с красной кровеносной системой и серыми органами, и как висевшее рядом с плакатами распятие с истекающим кровью Христом.

Ракель.

Она была единственным, что имело смысл в его жизни.

Ни наука, ни религия, ни справедливость, ни лучший мир, ни наслаждение, ни опьянение, ни отсутствие боли, ни даже счастье. Только эти шесть букв. Р-а-к-е-л-ь. Если бы ее не было, это бы не значило, что на ее месте была бы другая. Если бы не было ее, не было бы никого.

И не было никого лучше ее.

Они не могут отнять у тебя никого.

Так что в конце концов Харри прервал поток слов:

– Что это означает?

– Это означает, – сказал главный врач Джон Д. Стеффенс, – что мы не понимаем. Мы знаем, что почки работают не так, как надо. Это происходит по ряду причин, но, как я и говорил, мы уже исключили наиболее очевидные.

– Но что вы думаете?

– Синдром, – ответил Стеффенс. – Проблема в том, что их существуют тысячи, один малоизвестнее и реже другого.

– И это значит?..

– Что мы просто должны продолжать искать. А пока мы, как я уже говорил, ввели ее в кому, поскольку у нее возникли проблемы с дыханием.

– Как долго…

– Сколько будет необходимо. Мы не просто должны выяснить, чем страдает ваша жена, мы должны также вылечить ее. Только когда мы будем уверены в том, что она может дышать самостоятельно, мы выведем ее из комы.

– А она… она…

– Да?

– Она может умереть, пока находится в коме?

– Этого мы не знаем.

– Нет, знаете.

Стеффенс соединил кончики пальцев. Он молчал, как будто хотел перевести разговор в более медленный темп.

– Она может умереть, – сказал он наконец. – Мы все можем умереть, в какой-то момент времени сердце может перестать биться, но это, конечно, вопрос вероятности.

Харри понимал, что ярость, которая начинала в нем бурлить, на самом деле была вызвана не врачом и не оттарабаненными им вероятностями. Он разговаривал со многими родственниками жертв убийств и знал, что фрустрации необходима цель, а то, что цели он не находил, приводило его в еще большую ярость. Он сделал глубокий вдох:

– О каких вероятностях мы говорим?

Стеффенс развел руками:

– Как я уже сказал, мы не знаем, чем вызвано нарушение функции почек.