Жажда

– Вы не знаете и потому называете это вероятностью, – сказал Харри. Замолчал. Сглотнул. Понизил тон. – Поэтому просто скажите мне, что вы думаете, исходя из того немногого, что знаете.

– Нарушение функции почек – не болезнь, а симптом. Это может быть заболевание крови или отравление. Сейчас сезон грибных отравлений, но ваша жена сказала, что вы ничего такого не ели в последнее время. К тому же вы ели одно и то же. Вы себя плохо чувствуете, Холе?

– Да.

– Вы… Хорошо, я понимаю. Так что у нас остаются синдромы, это крайне серьезные вещи.

– Больше или меньше пятидесяти процентов, Стеффенс?

– Я не могу…

– Стеффенс, – прервал его Харри. – Я знаю, что мы на территории гадания, но я прошу вас. Пожалуйста.

Врач оценивающе посмотрел на Харри долгим взглядом, прежде чем принять решение.

– Как мне представляется в настоящее время, на основании анализов, шансы, что мы можем потерять ее, составляют чуть больше пятидесяти процентов. Не намного больше, но чуть-чуть. Причина, по которой я не люблю называть родственникам эти проценты, заключается в том, что они, как правило, придают им слишком большое значение. Если пациент умирает во время операции, риск умереть во время которой составлял, по нашим оценкам, двадцать пять процентов, они часто обвиняют нас в том, что мы неверно их информировали.

– Сорок пять процентов? Сорок пять, что она выживет?

– В данный момент. Ее состояние ухудшается, так что немного меньше, если мы не найдем причину в течение двух суток.

– Спасибо.

Харри поднялся. У него кружилась голова. И машинально пришла надежда – надежда, что наступит полная темнота. Быстрый и безболезненный уход, идиотский и банальный, и все же не более бесполезный, чем все остальное.

– Кстати, хотелось бы знать, легко или трудно нам будет с вами связаться, если…

– Я позабочусь о том, чтобы круглосуточно быть на связи, – сказал Харри. – Я пойду к ней, если это все, что мне нужно знать.

– Позвольте проводить вас, Холе.

Они пошли по коридору обратно в палату 301. Коридор тянулся к сияющему свету и утопал в нем. Должно быть, в конце его располагалось окно, в которое светило низкое осеннее солнце. Они шли мимо медсестер, похожих на белых призраков, и пациентов в халатах, медленно бредущих к свету походкой живых мертвецов. Вчера они с Ракелью обнимали друг друга, лежа на большой кровати со слишком мягким матрасом, а теперь жена была здесь, в искусственной коме, среди привидений и призраков. Он должен позвонить Олегу. Он должен придумать, как сказать мальчику. Он должен выпить. Харри не знал, откуда появилась эта мысль, но она пришла, как будто кто-то громко прокричал об этом, она звучала в его ушах. Эту мысль надо заглушить, причем быстро.

– Почему вы были врачом Пенелопы Раш? – громко спросил он. – Она ведь здесь не лежала.

– Потому что ей требовалось переливание крови, – ответил Стеффенс. – А я – гематолог и директор банка. А еще я дежурю в приемном отделении.

– Директор банка?

Стеффенс посмотрел на Харри. И возможно, он понял, что мозгу Харри требуется разгрузка, небольшой отдых от того, чем он занят.

– Местного филиала банка крови. То есть меня надо было бы называть банщиком. Нам передали бывшую баню для страдающих ревматизмом в подвале этого здания, и теперь мы называем ее Кровавой баней. Так что не надо здесь говорить, что у гематологов нет чувства юмора.

– Мм. Значит, вот что вы имели в виду, когда говорили, что покупаете и продаете кровь.

– Простите?

– Вы сказали, что по этой причине вы в состоянии определить, сколько крови потеряла Пенелопа Раш, по фотографии места преступления в ее подъезде. Глазомер.

– У вас хорошая память.

– Как ее дела?

– О, Пенелопа Раш восстанавливается физически. Но ей потребуется помощь психолога. Встретиться с вампиром…

– С вампиристом.

– …это предостережение, знаете ли.

– Предостережение?

– Да-да. Он предсказан и описан в Ветхом Завете.

– Вампирист?

Стеффенс скупо улыбнулся:

– Притчи, глава тридцатая, стих четырнадцатый. «Есть род, у которого зубы – мечи, и челюсти – ножи, чтобы пожирать бедных на земле и нищих между людьми». Вот мы и пришли.

Стеффенс придержал дверь, и Харри вошел в палату. В ночь. По другую сторону задвинутых штор сияло солнце, но здесь единственным светом была зеленоватая полоска, скачущая вверх-вниз по черному монитору. Харри посмотрел на лицо Ракели. Она казалась такой умиротворенной. И находилась очень-очень далеко, плыла по темному космосу, где он не мог добраться до нее. Он сел на стул у кровати и дождался, пока у него за спиной не закроется дверь. Тогда он взял ее за руку и зарылся лицом в одеяло.

– Только не уходи дальше, милая, – шептал он. – Только не дальше.