Я думаю о коробке с «Аква Витой», которую мы оставили в кузове пикапа под одеялом. Там ли она еще? Или ее похитили? Может быть, открыть ее и перебросить бутылки с водой через забор? Но я вспомнила, что случилось вчера в доме Бернсайдов. А люди, сгрудившиеся за забором, хотят пить гораздо сильнее.
Разве можно просто так взять и уйти? И, тем не менее, я должна это сделать.
– И что ты узнала? – спрашивает Келтон, когда мы подходим к нему. Ответ написан на моем лице.
Я не собирался исчезать. Просто, наблюдая за происходящим, я был слишком занят, и когда очередь повернула, пошел не в ту сторону. Но ничего страшного. Я знаю, где остальные, и хотя в других обстоятельствах предпочел бы быть независимым и самостоятельным, мне кажется, что наши странные отношения с этой компанией могли бы продолжиться, особенно – с Алиссой. В общем, нужно посмотреть, что и как.
Необходимо сосредоточиться на текущей ситуации. В любых обстоятельствах открываются возможности и перспективы – даже в столь сложных и неприятных, в которых оказался я. Но, наблюдая и оценивая то, что происходит, я постепенно осознаю, что найти какие-либо возможности здесь крайне затруднительно. Тысячи обезвоженных людей. Бочки с водой переносят в помещение спортивного зала под охраной вооруженных людей, а жаждущие пытаются со всем отчаянием обреченных пробиться туда, к этим живительным бочкам. Ужасное зрелище, самый страшный образчик барочной живописи.
Сердце мое никак не успокоится после столкновения с солдатом, но то, что я вижу теперь, только усугубляет мое состояние. Очередь, в которую я попал, направляется к баскетбольной площадке, но у входа она останавливается. Площадка и без того полна. Какого черта они собираются делать со всем этим народом?
Очередь превращается в беспорядочную толпу, и я из нее выскальзываю. Повсюду солдаты, но многие участки не охраняются, и поскольку выстрелов я не слышу, можно предположить, что солдаты не охотятся на тех, кто выходит из очередей. Я спешу туда, где народу поменьше, одновременно не спуская глаз с входа в спортзал и с бочек. Мой отец говорит: «Если хочешь куда-то пробиться, сделай вид, что это место принадлежит тебе, и в девяти случаях из десяти ты там окажешься». Но, боюсь, сейчас будет именно десятый раз. Даже если я проберусь в зал, что с того? Я буду лишь одним из тысяч жаждущих ощутить на своих губах живительную влагу. Это – не возможность, а тупик.
Повернув за угол, я вижу бассейн. Он пуст. Воду из школьных бассейнов выкачали задолго до того, как решили превратить школы в эвакуационные центры. Близорукость – проклятие этого мира. Но беспокоит меня совсем не отсутствие воды в бассейне.
Я вижу нечто иное – тела, упакованные в мешки.
Не одно и не два, а с дюжину. И что-то мне говорит, что вскоре их число возрастет.
Спокойно, спокойно! Это не смешно. Спокойно. Это не было смешно и раньше. Спокойствие, только спокойствие. Мертвые. А вертолет улетает, и неизвестно, когда он прилетит вновь с водой, которая убережет от таких же мешков собравшихся здесь людей. Чтобы намочить штаны – такого со мной никогда не происходило. И не произойдет. Но клянусь вам – сейчас я как никогда близок к этому.
– Эй, слушай! Тебе сюда нельзя!
Второй раз повторять мне не нужно. Я отступаю, направляя свои стопы туда, где люди еще ходят и дышат. Келтон был прав. Оставаться здесь нельзя. И теперь я точно знаю, что мне делать. Это будет непросто, но если здесь есть человек, который может покончить одним махом со всеми проблемами, то это – я.
Очередь неожиданно замирает. Сзади здорово напирают, и мы утыкаемся в спины стоящих впереди. Похоже на стадо овец, которых загоняют в загон. Я придерживаю Гарретта за руку, чтобы быть уверенной, что нас не разлучат. Оказывается, давку устроили солдаты – они прессуют толпу, чтобы дать дорогу нескольким пустым школьным автобусам, которые въезжают на территорию школы так, словно это обычный школьный день.
– Внимание! – кричит голос, усиленный мегафоном. – Данный эвакуационный центр уже заполнен.
А интересно, кто-то обеспечивал его соответствующим оборудованием и ресурсами? Я не думаю, что он нормально оборудован даже для малой доли тех тысяч людей, что скопились в нем. Между тем голос в мегафоне продолжает:
– Всех вновь прибывших эти автобусы отвезут в резервный центр.
– Куда? – кричит кто-то. – Куда они нас повезут, черт побери?
Но никто не дает ответа.
Вереница автобусов продолжает вливаться на территорию школы, где для них выгорожена стоянка. Так тесно, что я ощущаю дыхание многих стоящих рядом людей, что не очень приятно. Келтону, чтобы что-то прошептать мне на ухо, даже не нужно наклоняться.
– Они не отвечают, потому что сами ничего не знают, – шепчет он. – Пытаются сообразить на ходу, куда направить автобусы. Но никакой это не резервный центр. У них нет ни времени, ни сил, чтобы его организовать. Все, что они смогут, – выбросят людей в какую-нибудь необорудованную зону и назовут ее «резервным центром».
Жаки, выставив локти, воюет за личное пространство.