Жажда жить

— К платью женщины было принято пришивать букву «А»^[19], но уверена, что даже в те времена многим из тех, кто должен был носить это клеймо, удавалось избежать позора. Только девятнадцать лет назад я этого не знала. Наш мир по-прежнему перекошен в одну, мужскую, сторону, отчасти потому, что и женщинам так нравится. Они видят в мужчине опору и добытчика, и верность для них — небольшая цена за то, чтобы за ними ухаживали после того, как они утратят свежесть, потолстеют, растеряют зубы… Собственно, это вообще не цена, потому что у них даже нет возможности согрешить. Что-то я разговорилась. А ведь хотела сказать только то, что сказала.

— Так и не сказали, — возразила Грейс, — и спасибо за это. За то, что не сказали, а… только дали понять.

— Спасибо вам. Теперь насчет продовольствия и корреспонденции. Морер с почтового отделения в Бексвилле не боится детского паралича, говорит, заказы можно передавать через него, а он будет приезжать дважды в день, один раз, когда развозит почту, другой — специально, днем, с едой. А то в иных магазинах, наверное, поостерегутся особенно, как прочитают объявление в «Часовом».

— А что там?

— В дневном выпуске будет про Билли.

— Я не хочу никаких сообщений, — отрезала Грейс.

— Знаю, и, когда из редакции позвонили, я сказала это, но говорят, надо же хоть что-то напечатать.

— С кем вы говорили? — осведомилась Грейс.

— С мистером Холлистером.

— Не может быть, он ведь больше не работает в газете. На покой ушел.

— Наверное, вернулся, во всяком случае, звонил он.

— Ладно, я разберусь с этим, — сказала Грейс. — Еще раз спасибо, миссис Баркер… за разговор.

— Не за что.

Грейс вернулась в кабинет и позвонила в редакцию.

Ответил мужской голос.

— Мистер Холлистер?

— Он самый.

— Что-то у вас голос на свой не похож, мистер Холлистер. Это Грейс Тейт.

— Говорит Джон Холлистер. Сын Артура Джеймса Холлистера. Вы меня не знаете.

— Тогда понятно, почему и голос не узнала. Сын мистера Холлистера, говорите?

— Да, сын Артура Джеймса. Мы все очень опечалены случившимся, миссис Тейт, и позвольте мне от имени редакции высказать вам самое искреннее сочувствие.

— Спасибо, мистер Холлистер, но, по моему мнению, вы могли бы продемонстрировать это сочувствие иным, более конкретным способом. Насколько я понимаю, вы собираетесь напечатать материал о смерти моего сына. Так вот, я против.

— Извините, миссис Тейт, мы не собираемся, сообщение уже напечатано, и дневной выпуск поступил в продажу.

— Да как вы смеете… действовать вопреки моим желаниям? Вы, может, не знаете, кому принадлежит газета?

— Знаю. Конечно, знаю, но у нас есть обязательства перед людьми, читателями. Примите также во внимание практическую сторону дела, миссис Тейт. Если не печатать новостей, не будет успешной, приносящей прибыль газеты.

— Прибыль — не ваше дело. Мне и раньше приходилось кое о чем умалчивать, и если бы вы дольше работали в газете, то знали бы, что мы печатаем не все.

— Миссис Тейт, позвольте мне кое-что объяснить вам, и, надеюсь, вы измените свою точку зрения.

— Мистер Холлистер, боюсь, вы меня не понимаете. Меня не интересуют ваши объяснения. Я просто вам приказываю — снять материал. Газета принадлежит мне. Мне и моему брату Броку Колдуэллу. Это наша газета, мистер Холлистер. Мы владеем контрольным пакетом акций, так что я просто приказываю вам.

— Ясно, ясно, вроде того, как приказывают кухарке вымыть посуду.

— Вот-вот. Хотя такие параллели проводить не обязательно.

— А какая разница? Вы платите кухарке, и вы платите мне, так что мы обязаны выполнять ваши указания.

— Что ж, если вам так угодно… Я-то вашу работу с работой судомойки не сравниваю. Снимите материал о смерти моего сына — вот и все, что от вас требуется.

— Но почему?

— Почему? Неужели недостаточно того, что умер мой муж и об этой смерти столько писали и говорили? Неужели необходимо, чтобы то же самое стали писать и говорить о мальчике, которому едва исполнилось девять лет? Неужели мало похорон мужа?

— Я там был, миссис Тейт, — сказал Холлистер. — Не как представитель газеты, а просто потому, что знал вашего мужа и любил его.

— Очень любезно с вашей стороны. Но в таком случае должна ли я объяснять, почему не хочу, чтобы о смерти сына писали в газете?

— Миссис Тейт, позвольте мне прочитать эту заметку. Она короткая, так что можно и по телефону. Слушаете?

— Да, прошу.

— Она опубликована на полосе, где печатаются некрологи. Заголовок — маленьким шрифтом: «Сын Тейтов — жертва паралича». Маленьким, потому что мы не хотим пугать людей. Насколько нам известно, сообщается только о двух смертельных случаях, помимо вашего сына. Детским параличом заболел мальчик из Флиглервилля, что в южной части графства. Так что не надо сеять панику.

— Ясно, продолжайте.