Жажда жить

— Это миссис Тейт. Машину к подъезду, пожалуйста. Я еду на ферму. — Она повесила трубку и повернулась к Мэри: — Закончишь убирать позже, когда я уеду.

Мэри что-то пробормотала.

— Что-что? — не расслышала Грейс.

— Хорошо, говорю, мэм.

— Да нет, ты что-то еще сказала. Ну, выкладывай.

— Я сказала, я сказала… ну ладно. Я сказала: «Как тут закончишь? Слишком много работы для одного человека».

— Наоборот, чаще всего слишком мало для одной горничной. Даже для такой, что разглядывает постели, чтобы понять, кто в них спал. Я хочу, чтобы ты собрала свои вещи и сегодня же уехала из этого дома.

— Ага, вижу, кухарка наболтала?

— Наша кухарка никогда не болтает. Мы с ней разговаривали.

— Ну как же, разговаривали. Наверняка наплела вам бог знает что.

— Убирайся отсюда. — Грейс прошла в ванную и заперла за собой дверь. Когда она вернулась, Мэри уже нигде не было видно.

У девушки, принимающей рекламные объявления, была комплекция доярки с молочной фермы и белоснежные зубы, которые она, увидев Грейс, обнажила в ослепительной улыбке. Видно было, что она узнала ее и отнюдь не удивлена появлению.

— Добрый день, миссис Тейт.

— Добрый день. Вы что, ждали меня? — осведомилась Грейс.

— Ну как сказать. Кассир, во всяком случае, ждал. — Девушка засмеялась. — Мы все надеемся, что вы чаще будете у нас бывать. Позвольте проводить вас в кассу.

Кассир вежливо поклонился и с улыбкой протянул руку за ваучером.

— Что предпочитаете, миссис Тейт, чек или наличные? Насколько я понял, вам бы хотелось сохранить этот ваучер на память, потому вот что я предлагаю: возьмите наличные, а я отнесу ваучер в фотоотдел, они там сделают копию. Увеличат до нужного вам размера. Так у вас будет сувенир, а у нас останется оригинал ваучера. Потому что если ваучер или чек будут у вас… сам черт голову сломит с этой бухгалтерией. Без ваучера или чека нам просто не свести баланс.

— О, я вовсе не хотела бы создавать лишние трудности.

— Ничего страшного. Все нормально, если вы не против фотокопии. Отличный получится сувенир. Вот такой величины… или такой… только не переборщите, иначе буквы будут плохо видны. Что, если увеличить, скажем, в три раза?

— Прекрасно, — согласилась Грейс. — Знаете, коль скоро уж я начала зарабатывать деньги в этой газете, неплохо бы познакомиться со всеми поближе, а то я даже имен ваших не знаю.

— Ну, это дело поправимое. Меня зовут Артур Булл[24]. Запомнить легко — просто представьте себе быка в клетке. Я уже тридцать один год работаю в редакции. Сначала, еще при жизни вашего отца, служил бухгалтером, а потом стал помощником казначея и кассиром в одном лице. Восторгался Уильямом П. Колдуэллом, как, впрочем, и все, кто его знал. А эта юная дама — маленькая Мэри-солнышко, у нее всегда наготове улыбка и доброе слово.

— О, мистер Булл, вы всегда преувеличиваете. Меня зовут Мэри Кемпер.

— Это не единственная Кемпер у нас в газете, — подхватил кассир. — Если хотите, могу показать старые платежные ведомости. Ее отец пришел в газету еще до меня. И до сих пор работает — верстальщик. По-моему, вы и его не знаете, мисс Тейт, хоть он-то — настоящий ветеран. — Булл задумчиво покачал головой, должно быть, что-то вспоминая. — Ну да, это же он, старый Том Кемпер, набирал письма, которые печатал в газете ваш брат Брок и которые, помню, вызвали такой переполох. Когда это было… Знаете, а ведь у нас несколько, можно сказать, «Часовых» семей. Естественно, Джек Холлистер, редактор городского выпуска. Сын Артура Джеймса Холлистера. Полагаю, вы знали Артура Джеймса, они с вашим отцом довольно близко дружили. Далее, Фрэнк Маккой из спортивного отдела. Это сын Дж. Дж. Маккоя, который много лет писал о наших законниках. Умер только год назад, наш Дж. Дж. А еще, если хотите, могу рассказать о наших разносчиках.

— Я была разносчиком, — вставила Мэри Кемпер.

— Ах вот как? — вежливо повернулась к ней Грейс.

— Ну да. У нас много девушек обслуживает разные районы.

— А я и не знала.

— Правда, правда. Мой участок был обе стороны Несквехелы. Только не Несквехела-драйв, а Несквехела-стрит. Между Девятой и Пятнадцатой, пока мы сюда не переехали.

— Что, зимой тоже работали?

— Да. И летом и зимой, после школы. Если не разносить газеты зимой, на лето не получишь хорошего квартала. Тех, кто работал только летом, мы называли неженками. Я зарабатывала, чтобы оплачивать уроки музыки.

— Правда? И вы до сих пор играете? На чем?

— Начинала со скрипки, потому что тогда у нас не было пианино, потом перешла на рояль, до предпоследнего класса занималась в школе.

— Я бы с удовольствием как-нибудь вас послушала. А почему бросили?

— Наверное, мальчиками увлеклась, — заметил мистер Булл.

— Вовсе нет. Просто решила окончить школу, а потом работу найти, вот и все.

— И что, больше совсем не играете?

— Только рэгтайм. Популярную музыку.

— Теперь, когда у нее полный рабочий день, каждый вечер на танцы ходит, — гнул свое мистер Булл.

— Ничего подобного. Раз в неделю.

— Так ведь танцы — дело хорошее, разве нет? — улыбнулась Грейс.

— Эй, Мэри, у тебя там посетитель, — оборвал разговор мистер Булл.

— Извините. — Мэри пошла к себе на место.