На площадь упало ядро, полое внутри. Там оказалась грамота тушинских начальников, в которой они ругали осажденных за их нежелание признавать государя Димитрия Ивановича и царицу Марину Юрьевну. Требовали открыть ворота и присягнуть «истинному» царю, сыну великого государя Ивана Васильевича. От архимандрита Иоасафа желали запрета учить воинство и народ не покоряться царю Димитрию. Сапега и Лисовский обращались и к воеводам, и ко всем ратным людям, убеждая их к сдаче монастыря; в противном случае грозили всем злою смертью. Грамоту прочитали воеводам и другим начальникам.
Убеждения и угрозы вражеских предводителей остались тщетными. Монахи и ратные люди видели перед стенами обители святого Сергия не того, кто называл себя сыном царя Ивана Васильевича, хотя и это было бы очень сомнительным доводом. Они видели войско иноверцев, поляков и литвин, пришедших расхитить и осквернить православную церковь, и предать поруганию гроб великого чудотворца.
Поразмыслив и посоветовавшись с воеводами, отец Иоасаф продиктовал своему помощнику, иноку Осипу Селевину:
«Да ведает ваше темное державство, что напрасно прельщаете Христово стадо, православных христиан. Какая польза человеку возлюбить тьму больше света и переложить ложь на истину. Как же нам оставить вечную святую истинную православную христианскую веру греческого закона и покориться новым еретическим законам, которые прокляты четырьмя вселенскими патриархами? И какое приобретение оставить нам своего православного государя и покориться вам, латыне иноверной? Никак не можно свершить подобного святотатства».
Накануне штурма Ян Сапега говорил своему воинству о накопленных в Троице сокровищах от приношений богатых паломников: русских купцов, бояр и даже царей.
– Все зависит от вашей смелости и сноровки, – подбадривал наемных грабителей литовский воевода. – Если вы овладеете монастырем, вам достанутся невиданные богатства. Да еще вы получите награды от государя Димитрия Ивановича.
Многие из войска Тушинского вора надеялись на быстрое обогащение. Две тысячи солдат подготовили лестницы, достигавшие высоты стен, и бросились к твердыне. Их встретили пушечными и ружейными выстрелами.
Немало искателей легкой добычи осталось под стенами, еще не успев подставить лестницы к ним. На карабкающихся по лестницам падали камни и песок из перевернутых носилок. Ослепленные и оглушенные, они срывались и летели головой вниз. Наиболее удачливых, кому повезло добраться до верха, ждали защитники Троицы, готовя копья, рогатины, дубины и топоры.
С воплями боли и бессильной ярости, с руганью и последними в их жизни угрозами враги валились к подножию стен, сметая своих товарищей, находящихся на лестницах. Курени донских казаков вели себя на этот раз вяло, явно не желая победы своим союзникам в нападении на обитель святого Сергия.
Наконец, понеся немалые потери, поляки, литовцы и черкасы отступили, побрасав лестницы и оставив у стен искалеченные трупы и своих стонущих раненых. Стреляя со стен, их добивали защитники монастыря из пищалей и тугих луков, которые еще успешно применялись в то время. Веревками с крючьями цепляли и затаскивали на стены лестницы, пригодные на дрова.
Из тех, кто все-таки достиг верха стены, удалось захватить пленных. Их притащили в воеводскую избу. После короткого и не особо пристрастного допроса выяснилось, что Сапега приказал вести подкоп под Пятницкую башню.
– Думаю, надобно сим подкопом воспользоваться и их упредить, – сказал Долгорукий. – Немедля разыщи, Алексей, людей, желающих пособить нам в таком важном деле. Лучше, чтоб то оказались не стрельцы, а кто-нибудь из деревенских мужиков. Смерды хоть и попроще, да при этаком случае надежней.
– Ты думаешь, князь Григорий Борисович, среди ратников наших может завестись измена? – прямо спросил Голохвастов.
– Я ничего не думаю. Но в жизни всяко может быть, сам понимаешь. Особенно видно то на многих примерах нонешних. Попробуй-ка разыскать мне хоть пару верных людей. И, главное, никто другой чтоб ни о чем не знал.
Нашел воеводе Алексей Голохвастов двоих мужиков из деревни Клементьевской. Шуряки, друг к другу относятся братски. Не молоденькие уже, лет по тридцати пяти.
Воевода, прищурив правый глаз, внимательно к крестьянам приглядывался. Спросил то да се. Покряхтел, еще подумал. Видно, не бахари, не хвастуны, не лентяи. Силушка есть немалая в плечах. Люди истинно православные, чтут святую память «игумена земли Русской».
– Ну, так, – произнес наконец воевода. – Тут у меня к вам разговор об очень нужном упреждении врагов.
И князь объяснил крестьянам: требуется сидеть в подвале Пятницкой башни круглые сутки. Спать по-очереди. И прислушиваться, когда воры подкопаются к башне совсем близко.
– Мы им встречный взрыв устроим и подкоп обрушим, чуете?
– Добро, княже, – сказали мужики, – славно эдак придумано. Мы с шуряком согласные. Когда начинать-то слухать?