Желание

Это была именно Мэгги-мишка – не точная копия, не похожая игрушка, – и Мэгги, бережно вынимая ее из коробки, уловила знакомый запах, который, как ни странно, не изменился со временем. Она не верила своим глазам – Мэгги-мишка просто не могла очутиться здесь, ни в коем случае…

Она перевела взгляд на Марка, и ее лицо обмякло от потрясения. Множество вопросов возникли в один миг, затопили разум, а потом постепенно обретали ответы, пока Мэгги сознавала весь смысл сделанного им подарка. В этом году ему исполнилось двадцать три года, значит, родился он в 1996-м… Монастырь тети Линды находился где-то на Среднем Западе, где как раз и вырос Марк… С самого начала она замечала в нем нечто странно знакомое… И вот теперь держала в руках плюшевого мишку, которого отдала в больнице своему новорожденному ребенку.

Этого не могло быть.

И все-таки было, и когда Марк заулыбался, она ощутила, как ее губы в ответ складываются в дрожащую улыбку. Он протянул руку через стол, взял ее за пальцы, и выражение его лица стало нежным.

– Счастливого Рождества, мама.

Марк

Окракоук

Начало марта 2020 года

На пароме по пути в Окракоук я пытался представить, как страшно было Мэгги, когда она давным-давно в первый раз направлялась на остров. Даже я ощущал беспокойный трепет, пока приближался к неизведанному. Мэгги подробно рассказывала об отрезке пути за рулем от Морхед-Сити до Сидар-Айленда, где находился паромный причал, но ее описание не вполне передавало чувство отстраненности, которое охватило меня, пока я проезжал мимо редких и одиноких фермерских домов или отдельно стоящих трейлеров. Пейзаж ничем не напоминал Индиану. Несмотря на туман, здешний мир был пышным и зеленым, клочья испанского мха свисали с узловатых деревьев, искривленных под действием непрекращающихся ветров с побережья. Было холодно, раннее утро выбелило небо на горизонте, серые воды залива Памлико, казалось, возмущались попытками любого судна переправиться через них. Хотя рядом со мной сидела Абигейл, мне легко было понять, почему Мэгги называла себя «брошенной в глуши». Глядя, как растет на горизонте деревушка Окракоук, я думал, что она похожа на мираж, который вот-вот рассеется. Перед поездкой сюда я прочитал, что ураган «Дориан» в сентябре разрушил деревню и вызвал катастрофическое наводнение, и пока смотрел фотографии в новостях, размышлял, сколько же времени понадобится, чтобы отстроить ее заново и привести в порядок. Конечно, мне сразу вспомнилась буря, которую пережила Мэгги, – впрочем, в последнее время почти все мои мысли были поглощены ею.

В день рождения, когда мне исполнилось восемь лет, родители сообщили, что усыновили меня. Они объяснили, что Бог каким-то образом нашел способ сделать нас одной семьей, и теперь они хотят, чтобы я знал: они любят меня так сильно, что порой кажется, будто сердце не выдержит и разорвется. Я был уже достаточно большим, чтобы понять, что означает «усыновили», но еще слишком маленьким, чтобы выспрашивать подробности. Для меня они не имели значения: мои родители оставались моими родителями, а я – их сыном. В отличие от некоторых детей, у меня биологические родители не вызывали любопытства; за исключением отдельных редких случаев я почти не вспоминал, что меня усыновили.

В возрасте четырнадцати лет со мной произошел несчастный случай. Мы с другом дурачились в амбаре у его родителей, и я напоролся на косу, которую мне вообще не стоило трогать. Меня угораздило повредить крупную артерию, так что крови натекло много, и к тому времени, как меня доставили в больницу, мое лицо стало почти серым. Артерию зашили, мне перелили кровь; выяснилось, что у меня четвертая группа и отрицательный резус, совсем не та, что у моих родителей. К счастью, из больницы меня выписали уже на следующее утро, и я почти сразу вернулся к обычной жизни. Но после этого случая я начал задумываться о моих биологических родителях. Поскольку группа крови у меня оказалась сравнительно редкая, я порой размышлял: а вдруг и мои родители необычные люди. И прикидывал, нет ли у них каких-либо генетических отклонений, о которых мне следует знать.