Железный тигр

Она быстро вышла, а Алеко с побелевшим лицом уставился на меня. На его правой щеке дергался желвак. Таким я его еще не видел. В какой-то момент я даже подумал, что он готов меня ударить. Учитывая его мощную комплекцию, не трудно догадаться, что бы тогда со мной стало. Я повернулся и направился к двери, ведущей в кают-компанию. Он окликнул меня по имени и, встав в дверном проеме, загородил собой проход.

— Ты напрасно тратишь время, Сэвидж. Она не для тебя.

— Это ты так считаешь, а не она.

Я вновь сделал попытку выйти из его кабинета, но тут он сказал:

— Она ведь тихо угасает, Сэвидж. Понемногу с каждым днем.

— А все мы разве не угасаем?

Я попытался принять беззаботный вид, но у меня от его слов, хотя я и не понял, что он имел в виду, неожиданно похолодело внутри и бешено заколотилось сердце. Это касалось ее, как я мог отреагировать иначе?

— Хроническая лейкемия, — сказал Алеко, и я почувствовал в его голосе желание сделать мне больно любой ценой. — Это тебя успокоит?

Я, придя в ярость, как ребенок, готовый в отчаянии колотить по любому находящемуся рядом с ним предмету, нанес Алеко удар кулаком в правую скулу. Он отпрянул назад и уставился на меня дикими глазами, явно не собираясь нанести мне ответный удар. Я повернулся и вышел.

* * *

С наступлением темноты я ощутил нереальность окружающего мира. В небе ярко светила полная луна, а такого количества звезд я еще никогда не видел. Это была одна из тех ночей, когда особенно остро ощущаешь радость бытия.

Словно нож в сердце, меня мучила одна мысль. Я бросил на Сару короткий взгляд. На этот раз она была в юбке из льна и белом свитере. Волосы зачесаны назад и перехвачены лентой. Впервые я увидел ее девятнадцатилетней девушкой и неожиданно для себя вдруг почувствовал к ней такую невыносимо острую жалость, что у меня запершило в горле.

Я торопливо закурил сигарету. Затем, немного помедлив, предложил и ей. Она отказалась, и мы пошли от пристани вдоль белой песчаной полоски, ведущей к скалам.

— Вы мне еще не рассказали, что привлекает вас в этой истории, — сказал я. — Или вы просто пытаетесь подражать лорду Байрону?

Она покачала головой:

— Нет, просто Димитри посвятил меня в свои тайны, только и всего. Я узнала, чем он занимается. Все его занятия политикой — глупость. Он хотел узнать, что я о вас думаю, и как, по моему мнению, вы отнесетесь к его предложению.

— Вы ему сказали?

— И достаточно точно, — засмеялась она. — Я сказала, что вас это вряд ли заинтересует, и оказалась права.

— Но вы не считаете, что я просто испугался?

— Надо быть глупцом, чтобы этого не испугаться. Как вы сказали, вы пока не жалуетесь на здоровье и имеете катер, и все это вместе не стоит того, чтобы рисковать жизнью.

— Он себя погубит, — сказал я. — И вы это знаете, не так ли? Рано или поздно они схватят его.

— Знаю. Иногда мне кажется, что именно так и будет. Одному Богу известно, зачем он в это ввязался. Думаю, из-за того, что произошло с ним в юности. Он жил в горной деревушке на Пелопоннесе. Когда туда пришли солдаты, его отец, мать и две сестры погибли при перестрелке. Он не хочет об этом говорить, но он с тех пор ненавидит военных.

Она была удивительно оживлена, сняла сандалии и пошла босиком по мелководью.

— Но вы удивили меня, Джек Сэвидж. Где можно еще встретить ирландца, не интересующегося политикой?

— Моего отца убили, — произнес я. — Он жил Ирландией и молился на нее. В шестнадцать лет он принял участие в Пасхальном восстании. Три года спустя с оружием в руках воевал вместе с Майклом Коллинсом. К двадцати одному году он уже потерял счет убитым им самим — и все это ради "великого дела".

— Как он погиб?

— Он до последнего вздоха оставался республиканцем. Во время Гражданской войны, после того как ваших солдат вышибли из страны, он сражался в рядах Ирландской республиканской армии. Когда Де Валера объявил капитуляцию, отец отказался сдаться. Всю оставшуюся жизнь провел в бегах. Его в конце концов схватили, когда он появился у моей матери. У нее была ферма рядом со Слайго, которую ей оставил ее дядя. Со всеми офицерами, которые командовали захватившими его солдатами, он долгое время бок о бок сражался на фронтах войны.

— И они его убили?

— Он не мог прятаться в доме из-за матери и детей. Меня в то время еще носили на руках. Он вышел к ним, держа в каждой руке по винтовке, и крикнул: "За Ирландию!" Они хотели взять его живым. Там были молодые солдаты, для которых его имя долгое время было легендой. Но он благодаря Майклу Коллинсу отлично владел оружием и двоих уложил наповал. В ответ в него из "левиса" выпустили целую обойму.

— И это отрекло вас от политики?

— В самом раннем возрасте. Да, я воспитывался в обстановке почитания героизма. Фотография отца висела на камине в обрамлении венка из роз, рядом — всегда горящая свеча. Моя мать никогда не позволяла ее убирать. Она продолжала его любить до самой смерти. Бедняжка, она так мучилась, пытаясь простить меня за то, что отправился служить в эту проклятую британскую армию.

— И простила?