Железный волк

Всеслав встал от стола и заходил по гриднице. Ночь, думал, тьма. И так и наша жизнь – тоже сплошная тьма. Но, говорят, познание – это лучина. Лучина – это свет, тепло. Страшно, зябко во тьме, неуютно. А ты, они говорят, тянись к свету, к познанию. И вот ты тянешься и тянешься. А как притронулся, сразу обжегся! И отшатнулся. А после опять. И опять! Так и мечешься всю жизнь между светом и тьмой. А что будет там, после смерти – свет или тьма? Молчит Она, не говорит, только зовет: «Иди! Там сам увидишь». А если ты уже ослеп, тогда как быть? Зачем тогда тебе свет? И вообще, кто ты такой? Червь? Червь и есть! Всю жизнь грешил – жег, грабил, убивал, обманывал – и дальше хочешь жить, цепляешься. А нужен ли ты здесь кому-нибудь? Удерживает тебя здесь кто-нибудь? Нет, конечно, никто! Всем ты здесь надоел, потому что зажился…

Как некогда зажился прадед твой Владимир Святославович. Он брата своего убил, всю Русь подмял, кровью залил, потом крестил. Грешил и каялся. А потом вновь грешил. Имел пять жен, двенадцать сыновей, своих и не своих. Любимых изгонял, а нелюбимых возвеличивал. Давал и отнимал – и вновь давал. В последний раз Борису дал Ростов, а Ярославу Новгород. Это своим сыновьям. А Святополка, своего племянника, сына убитого им брата, сперва в темницу заточил, а после при себе держал и жаловал. А после и совсем отъехал в Берестово, ближнее село, а Святополк вместо него сел в Киеве. А Ярослав, озлясь, сказал, что если это так, то он тогда будет сам по себе, не станет Святополку кланяться, ибо Святополк ему никто – он не по чести сел, но по обману! И отложился Ярослав, призвал к себе варягов и сказал: «Пойду на Киев и Святополка ссажу, сам вместо него сяду, а отца поучу!» Владимир, как про такое узнал, разъярился. Ибо такого еще не было, чтобы сын отцу грозил!.. А тут еще одно известие: явились печенеги, и тоже идут к Киеву! Но Ярослав, он далеко, в болотах ильменских, а печенеги уже близко. И повелел Владимир: «Бейте печенегов!» И вышла в степь его дружина. Повел ее Борис, младший Владимиров сын, от ромейской принцессы. А Святополк, отродье Ярополково, приемный сын, в степь не пошел, отнекался, на хворь сослался… А сам, дрожа от нетерпения, сидел в великокняжеском тереме и ждал гонца из Берестова. Да и не он один – тогда весь Киев того ждал. Ведь знали все: слаб старый князь, вот-вот преставится. А дальше что? А дальше, это тоже знали, будет смута, ибо Бориса Святополк выше себя не посчитает, и стол великокняжеский ему не уступит. А если Борис станет говорить, что Святополк ему не старший, и что он вообще не от Владимира, то Святополк тогда ответит так: «Да, я не родной ему сын, а племянник. Но я зато сын Ярополка, которого наш дед князь Святослав, в болгары уходя, здесь посадил. А твой отец, Борис, на брата своего меч поднял – и убил его. Это великий грех! И чтобы замолить его, твой отец и вернул мне мою отчину». Вот что Борису скажет Святополк. Но это же только слова. А у Бориса сила! При нем же вся отцовская дружина. Поэтому как только отойдет Владимир, сойдутся Святополк с Борисом – и будет смута на Руси великая. Но если бы сошлись только они! Так есть еще и Ярослав – родной, а не приемный сын Владимиров, не то что Святополк. И так же этот Ярослав старше Бориса по рождению! И за Ярославом Новгород, варяжская дружина. И если Ярослав еще даже Владимиру грозил, то уж Борису да Святополку он ни за что ничего не уступит! Вот что тогда должно было начаться на Руси, вот каково наследие Владимир, князь креститель, по себе за земле на своей оставлял! Вот до чего он тогда…

А может, и не он? А может, это Бус тогда, как он Рогнеде обещал, завет свой исполнял? Ведь говорил же он, что еще выйдут на Владимира его же сыновья и будет ему смерть от них. И разве было не так? Вздрогнул Всеслав, открыл глаза, осмотрелся…

Но где это он, Господи? Ведь это же не его гридница! Душно, темно, лампадка чуть мигает… Да и совсем это не гридница! А что это?

А, вот ты где! И вот когда! Ох, занесло же тебя, князь! Да что уже теперь! Молчи! И не дыши! Ведь час-то, князь, какой!..

Ночь в Берестове. Тихо. Челядь за дверью ждет. А князь Владимир помирает. Великий князь. Вот уж воистину Великий: и печенегов воевал, и ляхов, и варягов, а на ромейского царя пошел – так и того укоротил и взял с него дары великие, и взял его сестру, и даже веру взял. И этой верой одолел кощунство, Русь окрестил – и покорилась Русь, и пал Перун, и мрак развеялся, и воссияли благодать и благолепие. Вот каковы были дела его! А вот теперь он помирает. И хоть бы кто завыл по нем, запричитал. Так нет – тишь, маета. Коптит свеча. Комар звенит… А лавка напротив пустая – бояре ушли. Они долго там сидели, ждали. Но он молчал – всё собирался с силами, не хотел, чтобы голос дрожал. После все же решился, спросил:

– Что Ярослав? Одумался? А Святополк, он здесь?

Но бояре молчали. Да они даже не смотрели в его сторону, они его не услышали. Больно стало Владимиру, горько… И эта горечь ему помогла! Привстал Владимир и сказал, как прежде – ясно, громко:

– Это она, отродье Бусово, накликала!