- В пустыню, разумеется, - не стал раскрывать все карты Айтер. - Где-то месяц-два пути. Нужно будет довести группу до определённой точки. По пути защищать от дикарей, помогать своими знаниями. Сейчас – помочь в планировании и сказать, какое снаряжение понадобится.
- Я согласен, - Ибар принял предложение на удивление быстро.
- Я вижу, вы не сдались, полковник, - усмехнулся Айтер. - Это хорошо, боевой настрой мне нравится, но я знаю, о чём вы думаете. Главное – выбраться из тюрьмы, а там посмотрим. Может быть, вы даже поможете спланировать операцию, но потом, едва получите оружие и окажетесь один на один с пустыней, сбежите. Так вот, заверяю, что этот фокус не пройдёт. Я знаю вас, полковник. Я читал ваше личное дело – старое, ещё из Дома Ньютон, а мозгоправы из моей корпорации составили ваш подробный психологической портрет. Вы у меня вот где, - Айтер поднял сжатый кулак и показал его Ибару.
- Не знаю, о каком полковнике идёт речь, - отчеканил обожжённый, не отводя взгляда от Айтера. В конце концов, тот сдался и повернулся к Табасу:
- А что насчет вас, молодой человек? – спросил он. - Тебе светит расстрел, а твоей матери изгнание. Я говорю не для того, чтобы запугать тебя – это так и есть. Я не зверь, мне просто нужна ваша помощь.
- Почему именно мы? – с трудом проговорил Табас. Распухший язык не слушался.
- Как сказать… Я вижу в этом знамение. Добрый знак. Несколько лет назад я узнал кое-что о цели нашей экспедиции и подумал, что неплохо было бы дотуда добраться. Время шло, знаний становилось больше, план обретал более чёткие очертания. Сейчас всё практически готово, мне не хватало только проводников, и тут, представьте себе, мои люди докладывают, что в полицию попали двое Вольных, воевавших с дикарями и знающих пустыню. Это не могло быть простым совпадением. Миссия у нас непростая, с далеко идущими последствиями, и я склонен думать, что Вселенная дала мне знак, - ухмыльнулся Айтер. - У меня для тебя специальные условия. Насколько я помню, твоя мать живёт в коммуналке и практически, уж извини меня за эти слова, нищенствует. Я готов выдать ей деньги, предназначенные тебе, купить ей небольшую квартирку и назначить пожизненную пенсию. Скажем, на тысячу крон в месяц.
- Не великие деньги… - решил поторговаться Табас.
- Всё, что могу, - обдал наёмника холодом Айтер. - Не забывай, что альтернатива моему предложению – твоя смерть и мать, оставшаяся одна без средств к существованию.
«Хорошие у тебя мозгоправы, сукин сын», - подумал со злостью Табас. Предложение попало в точку, отказаться он просто не мог – они с матерью всю жизнь мечтали о нормальном жилье, и другой шанс его получить представился бы очень нескоро.
- Хорошо, - ответил наёмник, чувствуя себя так, будто бросается с вышки в бассейн с ледяной водой. - Я согласен. Но у меня будет просьба.
12.
Ибара забрали к Айтеру – на закрытый комплекс в окрестностях Армстронга, принадлежавший его компании, Василиуса Драфта по просьбе Табаса нашли, отмыли, переодели и устроили туда же на должность какого-то старшего носильщика кофе, а Табаса отпустили к матери – помогать с ремонтом в новой квартире. Знали, что ему некуда деваться и, в отличие от того же Ибара, он не сбежит.
Новость о переезде мать восприняла с недоверием, но её не за что было винить. Сын, который голыми руками убил несколько человек, заявляется домой избитый до полусмерти и говорит, чтобы она собирала вещи – тут недолго подумать, что ему насовсем отбили голову.
Мать задавала вопросы, на которые Табас увлеченно лгал: что-то про начальника экспедиции и новый дальний поход, сулящий огромные прибыли, что зарплату ему выдали сразу же, а компания – как её там, не помню – пошла навстречу ценному кадру и согласилась выдать ему квартиру и выплачивать пенсию его матери.
Табас отворачивался, чтобы не видеть, как она на него смотрит. Мать вроде бы поверила, но всё равно было заметно, что она чует неладное – что-то на уровне инстинктов.
- Почти готово, - Табас уселся на деревянный ящик и оглядел комнату, только что оклеенную синими обоями в цветочек. Лишь узкая полоса напоминала о том, какой эта комната была несколько часов назад – серая, шершавая, уродливо-бетонная. Тут и там лежали тряпки, газеты, в углу стояло ведро, в котором покоилась перемазанная вязким клеем кисть. - Сейчас последнюю сделаем и можно сказать, что всё.
В комнате стояла невыносимая духота: закупоренное помещение было настоящей парилкой, и каждый выход на балкон, даже под жаркие лучи солнца, становился отдыхом.
- Ты звонила грузчикам?
- Ага, - кивнула мать, оглядывая комнату.
- Хорошо… - Табас снова отвернулся, делая вид, будто рассматривает обои в поисках пузырей, даже забубнил себе под нос что-то.
- Ну что, давай поднатужимся и будем убираться, - сказал он, поднимаясь, и потянулся к кисти.