Желтый караван

Из-за края стола была видна теперь только его серая, неподвижная рука.

— Ах ты мать! — «Буратино» озирался. — Теперь этого прятать! Ну, Лели-Васильки! Недержание речей! Падлы!

Он обошел стол. Изо рта Ржевского текла слюна. Он слабо стонал, открывал и закрывал глаза.

— Тебе, Сэрж поганый, выспаться надо было! Ишь меняла! Скотина бухая! В какой бы чулан тебя сволочь?

— Сам… сволочь! — прошептал Ржевский.

«Буратино» ногой ткнул ему в зубы. Изо рта Ржевского теперь потекла кровь. Губа лопнула.

— Места тут много, погоди-ка… — «Буратино» прошел в коридор.

Ржевский перевернулся на живот, выплюнул кровь.

Встал на четвереньки.

— Ну что? — спросил «Буратино», возвращаясь. — Дошло что-нибудь?

Ржевский выпрямился, нащупал стол, оперся.

«Буратино» сел за стол:

— Вон выпей еще и мотай отсюда! И сиди сегодня дома, скот! Болтанешь о чем — убьем! Теперь, я думаю, ты в этом не сомневаешься? У нас…

Ржевский шагнул и ударил «Буратино» кулаком по носу. Ударил неловко, не сильно, но «Буратино» опрокинулся вместе со стулом, треснувшись затылком о толстую хрустальную вазу. Ржевский еще шагнул и сел ему на живот.

— Нансен! — крикнул он.

Мудрый старец Аввакум готовился к представлению часов с шести, выспавшись днем. Он уставил стол яствами и чайниками, заткнул одеялом щель в оконной раме, запер дверь, запретив внукам беспокоить. Ожидания его оправдывались, так как часов в семь в забавной квартирке лысого господина загорелся свет и знакомая тень длинноносого забегала по занавескам. К половине восьмого к ней присоединилась тень с бородкой. Правда, тени не ужились, и вскоре старец смог оценить молодецкий удар Ржевского.

— Так его! — заликовал старец, сам много лет носивший бороду и одобрявший подобные украшения. — Бей жуликов!

Каким-то седьмым чувством он угадывал в суетливом длинноносом нечто пакостное и «болел» за бородатого. Тем же чувством он определял как мерзавца и лысого хозяина — «аэростата», как он его обозвал в предыдущую ночь.

Но события за занавесками пока развивались неблагоприятно: первый раунд выиграл, однако, длинноносый — его тень снова засуетилась на занавесках, а бородатый вообще исчез.

— Отдыхает! — с надеждой шептал старец.

Ржевский отдыхал намертво. «Буратино» обыскал его, но не столько в силу древней привычки лазить по чужим карманам, сколько потому, что сначала обыскал себя, не найдя в левом нагрудном кармане ничего. Он еще раз ударил Ржевского, но тому уже было все равно. Он сошел со сцены полностью, разве что еще дышал.

— Гад! Мусор! — страшнее ругательства в лексиконе «Буратино» не было. Он обежал часть купеческого лабиринта, разбрызгивая на поворотах кровь из носа на стены. Наружная дверь опять оказалась открытой, даже приотворенной. Голая, гулкая лестница. Заперев на этот раз на два замка, «Буратино» вернулся в гостиную. Отыскивать что-либо в слое хлама, покрывавшем пол, казалось безнадежным. Он все-таки решился на это, начав с Ржевского. Схватил его за щиколотки и поволок в коридор. Тело разгребло длинную полосу в хламе, голова мертво стукнулась о порог.

— Вот здесь тебе будет удобно! Так уж покемаришь! От души!

«От души» Ржевскому предстояло отдыхать в узкой, набитой старой мебелью комнате прислуги, там, где лет восемьдесят тому назад жила при купце кухарка Федосья, а затем, уже в новые времена, обитал веселый шофер дядя Петя, обивший дверь изнутри и снаружи войлоком. Тишкин из этой комнаты сделал склад подержанной мебели, так как никогда ничего не выбрасывал. Правда, Ржевский попал не на мягкий диван, а на пол, головой под кресло, но кто ж ему мешал, если будет возможность выжить, перебраться туда, где покойнее?

«Буратино», осваивая квартиру, сходил на кухню за молотком и гвоздями. Ржевский произвел на него большое впечатление, поэтому он не только закрыл дверь в кладовую на все замки (на тот, что от кухарки, на тот, что от шофера, на тот, что от Тишкина), а еще вбил штук пять огромных гвоздей, навеки соединивших дверь со стенами. Теперь было легче проломить стену. Грохот не произвел никакого впечатления на Ржевского, зато «Буратино» не сразу услышал звонок в наружную дверь. Из носа у него еще капало.

— Несворачивание кровей! — сказал «Буратино». — Добро пожаловать, гости дорогие!

Старец Аввакум развернул конфетку «Театральная» и зааплодировал. На занавеске появилась женская головка. Несколько беспокоило старца только отсутствие бородатого. Новая сцена, акт второй, проходила сначала сдержанно. Профили кивали, губы раздвигались в улыбке. Никто не обращал внимание на отсутствие одного из персонажей. Девушка, которой старец, кстати, симпатизировал больше года, появилась на кухне.

Она что-то взяла из-под подоконника и сунула в карман платья. Ее дивная фигурка блистала под кухонным светильником.

— Ах! Это — Шекспир! — шептал старец.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

— О! — воскликнул «Буратино». — Вы поразительны! Ранее мне доводилось видеть вас исключительно издаля, но на вас так хочется смотреть совсем близко-близко!

— Там посмотрим! — сказала Леля.

«Буратино» ловко стянул с нее пальто, не забыв тут же обыскать карманы.