Желтый караван

Мой водитель вынул руку из кармана и положил тяжелую кисть на клапан.

Один длинный гудок, второй, третий. Он ревел как пароход, пока не разминулись. В ответ встречный только коротко «мыкнул». В боковое окно, над усами и носом моего водителя я успел увидеть в кабине встречного двоих: водитель сидел как-то боком к ветровому стеклу, а за ним улыбалась женщина с раскосыми глазами и яркими губами.

— Как ты его! Встречаешь, как генерала! Салютом!

— А как же? Наш Василий Темный! Пошел в третий заход.

— Генерал?

— Да нет. Он слепой.

— Кто?!

— Водитель. Васька наш. Почти совсем слепой. Ну? Тут как-то одному сказал… попутчику. А он на меня враз уставился, мол, и я тоже… что-нибудь. А я ничего. Не слепой, не глухой, с усами. А вот Васька слепой.

— Как же… он водит?

— Во! Вот по этому вопросику-то человек вылазит! Как водит! А тот-то попутчик не так спросил. Спросил, мол, это кто ж ему разрешил?! Вот я ему и… разрешил. Выкинул вон у той березки. Мы разрешили! Понял? Всей базой. Ну?

— Рассказывай.

— Тебе-то? Тебе могу. За правильный вопрос.

Он протянул широкую, исчерканную морщинами ладонь, и я положил в нее папиросу. Он закурил от моей «непромокаемой» (сам готовил в дорогу) спички, а я уже послушно понимал и принимал эту паузу, эту неторопливость, это вступление с огоньком в зубах и все следующие паузы с небрежным плевком (табак попал на язык) через плечо, с многозначительным прищуром, принимал, как необходимое и важное нам обоим. А пока смотрел, как ползут по экрану окна уже сейчас почти бесцветные призраки и намеки, оставшиеся от просеки и леса.

— Васька этот наш. Рожден тут. Кличка у него с детства — «мастер». Движение он любил. Всякие там велосипеды. Я помню, у него велосипед был — на колесо дунешь — крутится. Любил это. А уж когда до машины добрался после армии… понятно. Вот есть такие. Я тоже люблю там покопаться, а он — не сравнить! Все в руках горело. И что главное, никому не отказывал. Да ему счастье доставляло, если какой движок дадут чинить! Зайдешь, помню, сидит: тут у него керосин — мыть, тут масло — как слеза, и все инструменты, поверишь, будто только купил… да таких не купишь. Для него обида была, если у кого отвертка паршивая не так заточена! Ну и машина, сам понимаешь, когда он на щебенку сюда встал, он пять рейсов давал по этой самой проклятой дороге. Он же ее всю перебрал, машину. «Кулибиным» стали звать. Ну он талант! Ну ясно! Завидовали ему, я не скажу, что нет. Но зла не держал никто — свои. И девки — это конечно! Он, правда, все выбирал. Искал небось такую же, затейную! Да судьба ему выбрала. Правда, врать не буду, Галина и тогда к нему не ровно дышала. Деревня! Все известно. Может, все бы не так сложилось. Да нашелся один…

Он выкинул в окно окурок, и наступила эта пауза-абзац перед кульминацией.

Впереди светлело. Определялся, обретал границы выход из туманного коридора.

— Нашелся один. О нем я тебе много не скажу. Не наш. После отсидки прислали. Нет, не стал он человеком. И не станет. Злой, подлый парень. Приставал к Галине, а как узнал, что она к Василию не ровно дышит, прямо у него на глазах ее и завалил, а она-то отбивается. По-серьезному. Василий ему и влепил. А тот затаил, взял с собой, вроде случайно, отвертку, вроде она за оружие-то не идет — случайный предмет, и по-подлому придрался. Василий ему — по ушам, а тот вроде упал. Василий-то подымать, думал, никак, зашиб человека, а тот ему, когда нагнулся — отвертку в глаз! Да так засадил, что и второй глаз начал гнить. И все. Лечили мы его, в Москву вон возили. А! Дело, врачи говорят, следующего века, чтобы зрение полностью восстановить. А Василию в этом жить…

Мы выезжали из просеки. Стены ее разбегались и потом совсем исчезли, и мы выкатились в пасмурный и чистый простор с сырым ветром, от которого высохло стекло, и я увидел равнину, воронкой стекавшую к реке, кое-где размеченную цепочками ольхи по оврагам. Река же была обозначена прерывистым кантом из ветел и мелькала матово-стальной полоской с черточками барж.

— …а теперь так они и ездят. Машину и дорогу он знает. Нет, он не навовсе слепой, он как-то боком, что ли, видит чуть-чуть… он тут даже мотор перебирал… с Галиной. У него еще руки, ну… золотые — мало сказать. А Галина с ним. Мало ли. Дерево упадет, животная какая… нет! Конечно, наш зав шумел! Ну а как же?! Слепой шофер, мол, что слепой художник! Ну я тебе скажу, мы ему все хорошо разъяснили! Понял? Один тут тоже. Разъяснили и этому. Потому что Васька без машины не жилец. Хотя он, между прочим, на аккордеоне враз научился, на всех свадьбах играет, чтобы свою безработную Галину оправдать. А то ведь давился. Участковый у нас тоже свой. А так за год у Темного ни одной аварии, получают они не хужей нас, с глазами…

Мы спускались к реке. Показалась пристань — светлая ладонь со склоненными над нею клювами кранов. Запахло рекой.

— Ну, а с этим-то? Который его?..