Жена чудовища (СИ)

Его руки, покрытые густой звериной шерстью, с темными ладонями и устрашающего вида ногтями, которые могли в мгновение ока превратиться в жуткие когти. Но ее эти руки всегда лишь гладили, ласкали.

— Ответь мне, Тин…

Она лишь повернулась к нему, уткнулась лицом в его рубашку, говорить была пока не в силах.

Валантен потянулся, придерживая ее, поднял с пола оброненное письмо, прочитал.

— Ты беспокоишься за сестру? Скоро ее увидишь. Может, там все не так и страшно, просто твоя мать излишне волнуется.

Она не сразу вникла смысл того, что услышала. Но плакать перестала, подняла голову.

— Валантен?..

— Я хотел сказать тебе, что уже распорядился. Ты готова уехать завтра? Успеешь ведь собраться? Завтра на рассвете тебе подадут карету.

Она все еще не верила.

— Я не могу, Валантен!

— Это я не могу, Тин, — сказал он глухо, и потаенная боль клокотала в его голосе, — не могу выносить тебя такую. И Хойр говорит, что тебе надо уехать, отдохнуть и развеяться. Вот и уезжай, раз тебе это так нужно. И возвращайся прежней, хорошо? Через две недели. Я буду очень тебя ждать.

— Но Валантен. Что скажет герцог? А Овертина? А мой договор?

— Ты моя жена, Тин. Я, твой муж, тебе разрешаю. И я сам отвечу на все вопросы. Собирайся, — он отстранил ее, и ушел.

Тьяна еще долго сидела, потрясенная, уже не понимая толком, хочет ли она ехать. Сколько мыслей и чувств разом сплелись в душе в тугой клубок! Не ехать?!

Такая неожиданная возможность, и другой, наверное, не будет еще долго.

Она все же взяла себя в руки, перечитала письмо от мамы и позвала Энну — собираться.

Глава 44. Дорога в Рори

Следующим утром, едва рассвело, Валантен проводил жену к карете, которая ждала у самого дальнего выхода из Нижнего. Им пришлось долго идти пешком, а когда осталось лишь подняться по крутой лестнице, Валантен поднял ее на руки, как ребенка, и в несколько шагов преодолел подъем. И ни Энну, ни слуг, их сопровождающих, это ничуть не удивило, как будто лорды и леди только так себя и ведут.

Незадолго до этого Валантен дал Тьяне кожаный футляр для бумаг с документами, нужными в дороге, и там был поручительный лист для любого банка в Грете — чтобы при необходимости она могла получить деньги под поручительство Айдов.

— Зачем мне это нужно? — удивилась она.

— На всякий случай, — отрезал он, — ты моя жена. Хотя, тебе и так не откажут.

А еще раньше у них была очень длинная ночь, когда они оба не спали, Тьяна в лучшем случае задремала ненадолго перед самым рассветом. Они любили друг друга упоительно долго, время остановилось, море сдержанно шумело, а россыпям бесконечно далеких звезд на небе еще меньше было дела до какого-то там времени.

Когда Тьяна шутливо попросила пощады, то получила лишь легкий укус в шею и убедительный ответ:

— Зачем тебе высыпаться сегодня, моя леди? За четыре дня в карете отдохнешь и выспишься.

— Ты не хочешь отпускать меня? — она обвила руками его шею.

— Не хочу, — его язык привычно прошелся по ложбинке между ее грудями.

— И решил сделать так, чтобы я не могла переползти порог? — забавлялась она.

— Нет, ты уедешь. Я отнесу тебя до кареты, в крайнем случае. Решено так решено, скучать так скучать…

И вот она, ее карета, большая, удобная, объемные сундуки пристегнуты к задку. Герб Айдов на дверке, подчеркнут волнистой белой линией — потому что она супруга младшего Айда. Вообще, когда Айды покидали Нивер, карету подавали в главному входу, здесь был не тот случай. Тьяна невольно подумала, что наверняка в Верхнем мало кто знает об ее отъезде, если вообще кто-нибудь знает. Но это, наверное, только к лучшему.

Кучер поклонился им и тут же полез на козлы. Двое грумов, один уже услужливо распахнул дверцу.

Конечно, не думала же она ехать вдвоем с Энной. С тремя верными Айдам слугами-мужчинами можно ничего не бояться. И браслет Хойра на руке, утром она не забыла его надеть. А вчера сняла, и в эту их последнюю ночь не закрывалась от Валантена защитным браслетом.

Последнюю ночь… Подумав так, она невольно поежилась. С чего бы? Да, расставаться грустно, но люди иногда расстаются, чтобы потом встретиться опять. И сердце как будто защемило — но это потому что грустно.

Валантен обнял ее сзади, тихо сказал, нагнувшись к уху:

— Зато ты теперь опять привыкнешь в мужчинам, не похожим на меня.

Она оглянулась, быстро взглянула ему в глаза, отрицательно качнула головой.

— Зато никто и никогда не понравится мне больше тебя. Это я обещаю.

А он в ответ засмеялся, тихим глухим смехом, и отвел взгляд. И обнял ее на прощание, притиснул к себе.

И она села в карету, за ней — Энна, один грум заскочил за козлы, другой сел на запятки кареты, и кучер щелкнул кнутом.

Проводы не должны быть долгими, и тем более грустными. Тетя Элла постоянно об этом твердила, Тьяна была с ней согласна.

Они уже больше часа как проехали Ниверсолл, когда кучер вдруг натянул вожжи и сердито что-то крикнул, карета дернулась и стала останавливаться.

— Ой, что такое? — Энна выглянула в окошко, и тут же недоуменно взглянула на Тьяну, — миледи, там… та самая ваша…