Я игнорирую ее просьбу заказать бокал и требую бутылку. Она была известна под именем Грин — королева шампанского. Никогда не могла отказаться от шампанского. По правде говоря, Конни вообще не может устоять против соблазнов.
Стоило ей только сделать глоток шампанского, как она вырвалась из узды, словно лошадь из западни, и пустилась галопом. Мне с трудом удается не отставать от нее. Она принимается болтать по поводу материнства, как будто приняла мой небрежный вопрос за искренний интерес. Она рассказывает мне о своей работе фотографа, рассказывает о двух своих подругах, которых я когда-то случайно встречал. Время от времени она упоминает своего мужа, и его имя звучит совершенно естественно, словно она не помнит, что мы ему когда-то наставляли рога. Она ни о чем меня не спрашивает. Неужели ей совершенно неинтересно?
Я всегда ее немного побаивался. Можете себе представить такое? Чтобы я боялся? Дело в том, что я видел ее именно такой, какой она была, слишком похожей на меня, слишком необузданной и эгоистичной. Она использовала меня точно так же, как я ее, хотя никогда не призналась бы в этом.
Да, мы веселились. Она бывала забавной по части воображения, и это меня по-настоящему возбуждало. И, боже мой, она была совершенно уникальна в своей счастливой готовности вытворять все, что угодно, в постели и не только в постели. Она была намного храбрее, чем я. С готовностью опускалась на колени где-нибудь в укромной аллее, стоило мне только изъявить желание спустить брюки. Обычно мне не хватало смелости на подобного рода вещи в трезвом состоянии, но тогда мы часто бывали пьяными. Дело в том, что я жертва излишней стыдливости, присущей жителям трущоб. Старомодный рабочий класс обладает слишком высокими нравственными устоями, когда дело касается занятий сексом в общественных местах и всего такого прочего. Мы не можем подвергать себя подобному риску и предпочитаем заниматься порнографией в уединении собственной спальни. И только абсолютно неотесанные деревенщины и шлюхи позволяют себе трахаться прямо в барах Ибицы. Но Конни-то не шлюха, и никогда не была. У нее подобные поступки не казались развратом, а были естественной необходимостью, каким-то животным инстинктом.
Но любила ли она меня когда-нибудь? Я теперь постоянно возвращаюсь к этому вопросу. Черт бы побрал Крейга. Никогда прежде я не задумывался над этим. Что этот парень наделал? Теперь я не могу выбросить его вопрос из головы, и мне очень хочется узнать. Очень хочется узнать, любила ли меня Конни когда-нибудь. Мне просто необходимо это знать.
Конни — яркая, страстная женщина, творческая натура, которой трудно угодить. И теперь, когда я вижу, как она так и светится, излучая удовлетворение и чертово счастье, я задумываюсь, смог ли бы я принести ей его. Смог ли бы я заставить ее отказаться от флирта и рискованных похождений, как это сделал Льюк? Я всегда считал его настоящим олухом, но, может, он лучше меня. Может, она выбрала его.
Я сам бросил Конни, и хочу, чтобы это было отмечено в нашей истории. Она оказалась слишком прилипчивой, увлекающейся и была способна внести слишком много беспорядка в мою жизнь — просто перевернуть все вверх дном, поэтому-то мне и пришлось сказать — довольно. Однажды ночью она звонила мне восемь раз. Я сказал, что хочу с ней увидеться, и пригласил приехать к себе, а она не смогла найти мою квартиру. Она никогда не записывала мой адрес и никогда не приезжала ко мне в трезвом состоянии. Боже мой, сообщения, которые она мне присылала, казалось, принадлежали безумной. В первом она обвиняла меня в том, что я будто бы в ожидании ее трахаю другую. Будто у меня есть на это силы! Во втором она, казалось, была на грани слез. В третьем она истерически кричала, что мне не удастся от нее избавиться, и требовала, чтобы я перезвонил ей и объяснил, как найти квартиру. В своем восьмом сообщении она переменила тактику и холодно заявила, что хотя я и хорош в постели, но не настолько (это неправда!), чтобы она в поисках меня весь вечер таскалась по Восточному Лондону.
Глупая корова!
Она умудрилась учинить настоящую ссору со мной и прошла через весь спектр эмоций, а я даже не брал телефонную трубку.
А было время, когда я посылал ей сообщения, шутливые, игривые сообщения, в которых просил ее о встрече, а она даже не отвечала. Холодная как лед или безумная, как Шляпник? Эти два состояния разделяет тонкая линия.
Мы подолгу беседовали. Кое-что из того, что она мне сказала, останется со мной навсегда. Ее наблюдения были такими точными, казалось, она постигла самую суть меня. Временами мне казалось, будто никто в целом мире не знал меня лучше, чем она. Даже я сам. Казалось, она была способна докопаться до моих глубочайших опасений, самых сильных моих страстей, жизненных моментов, которыми я гордился, и тех, которые заставляли меня корчиться от стыда.
— Ты была в меня влюблена, Конни?
Она тотчас же отстраняется от меня, и на ее лице появляется такое выражение, будто я только что плюнул в нее.