Мариэтта повернулась лицом — и опустила ладони на его грудь. Влетевший в окно ветер несмело тронул каштановые локоны, что спускались на её плечи. Она ещё мгновение сомневалась, борясь с чем-то внутри себя так явственно, что мягкие потоки её взбудораженной ауры касались Ренельда тоже.
— Ты такая красивая, — проговорил он наконец, поборов вставшую в горле песочную сухость.
Обнял тонкую талию жены, спустился ниже, ощущая каждый волнующий изгиб её тела. Мариэтта вскинула на него медовый взгляд и потянулась к губам. Ещё миг — и прижалась к ним своими. Неторопливые ласки её лёгких, нежных рук стали настойчивее и смелее. Словно на проверяла устойчивость барьеров, которые он вынужден был в себе выстроить. В которых должен был жить, пока не найдёт выход.
Осознание иллюзии стиралось с каждым мигом, уступая остроте ощущений: дыхания, прикосновений к тёплой коже жены — кончиками пальцев, губами и языком. В какой-то миг Ренельд забыл, как оказался здесь и зачем. Почему всё это вокруг настолько безупречно располагает к тому, чтобы стать с Мари гораздо ближе, чем раньше. Одежды между ними становилось всё меньше. Оглушительное напряжение только росло, поглощая в своей тугой глухоте любую неправильную, неуместную мысль.
Короткий рваный вдох между поцелуями — Ренельд рывком поднял жену над полом и понёс в постель. Этому уже невозможно было сопротивляться. Он ведь не каменный, и всё, что происходит между ними, доводит его до изнеможения — стоит только подумать. Стоит только прикоснуться лишний раз. И где уж устоять против такого пылкого нападения!
Но кожа Мариэтты становилась всё горячее, пока этот жар не начал колоть, словно десятки раскалённых игл разом. Уже понимая, что так не должно быть, Ренельд не мог заставить себя остановиться — словно угодил в мягкую смолу и с каждым движением только погружался глубже.
Разум, потонув в вязкой массе желания, отказывался просыпаться. Его одолевало лишь одно стремление — дойти до конца, до пика — вместе с Мари.
— Рен, — вдруг простонала она, толкая его в грудь ладонями. — Что-то…
Её голос оборвался, она глухо вскрикнула, выворачиваясь из-под Ренельда и в то же время крепко сжимая его коленями. Её глаза разгорелись ярче, словно от внутреннего огня. Ослепительный свет, будто пожар — по вороху соломы — метнулся вдоль тела Мари, иссушая, выжигая его изнутри.
Ренельд замер, рвано дыша, чувствуя, как испарина на его коже мгновенно высыхает от прилившего к ней жара.
— Постой, я помогу.
— Нет не нужно, ты не сможешь, — Мариэтта оттолкнула его совсем и завернулась в содранную с постели простыню, силясь укрыться от его взгляда.
Мощь ауры в ней нарастала, разбухала, накрывая собой, словно коконом. Ренельд схватил её запястье, поймал подушечками пальцев судорожное биение крови под кожей.
Внутреннюю темноту пронзило раскалённым копьём света. Ещё и ещё — разрушая выстроенный годами порядок. Ренельд попытался сбросить лишний, непривычный свет, слишком сильный, чтобы успеть его принять. Но тот накапливался, раня каждым всплеском. Пока кожа не стянулась сухой коркой. Пока глаза не начало щипать при каждом движении век.
— Рен, не надо! — Мариетта вскочила с места, пытаясь высвободиться.
И он перестал её держать, потому что уже не мог — просто понял, что рассыпается на крошечные пепельные частички.
Показалось, что он просто перестал быть. и сколько это длилось — неизвестно. Пока ощущения не начали возвращаться промозглой сыростью пещеры, где не было ни капли света. Одна только тишина и удивительная бесконечность.
Ренельд моргнул, глотая исцеляющий опалённые лёгкие воздух, и поднял голову с каменного, колючего пола.
— Проклятье Первородных, — прохрипел, озираясь в непроглядном мраке.
Чтобы зажечь магической огонёк, пришлось попотеть. Но тот всё же разгорелся — и тёмный провал открывшегося дальше хода подсказал, что нужно идти. Возможно, выход уже рядом.
Словно лишившись костей, Ренельд с трудом поднял себя на ноги. Держась за стену, потащился вперёд. На ходу коснулся рукояти кинжала — она была совершенно пуста. Но внутри схемы ауры ещё теплились какие-то крохи света.
Показалось, это никогда не кончится. Ренельд наделал столько ошибок, что пещера будет водить его по своему нутру ещё неделю, пока не заставит переосмыслить всю жизнь.
Но за сотым поворотом каменной кишки вдруг мелькнул сияющий проблеск. Ренельд прибавил шаг — свет разросся, повеял теплом нагретого солнцем ветра. Из сумрака проступили очертания неровных стен и даже невысокого свода. Ощутимая магическая завеса лёгким сопротивлением коснулась кожи — и Ренельд наконец вывалился наружу под взглядами молчаливых стражников, что стояли у выхода.
Пару десятков шагов он ещё не слишком ясно соображал. Всё вокруг казалось чересчур ярким, шумным и живым. Надо же, пробыл в пещере по ощущениям всего ничего, но как будто целая жизнь прошла.
С аурой творилось неладное. Остатки света Мариэтты тонкими обжигающими плетьми били по мышцам — и перед глазами каждый раз проносились короткие вспышки.