Мы с Зорой выдумали для родителей какую-то невероятную историю и четыре часа ехали неведомо куда по заваленному снегом шоссе, где непрерывная вереница армейских грузовиков медленно, бампер к бамперу, ползла навстречу. Нам шесть раз пришлось улыбаться таможенным чиновникам, исполненным всяческих сомнений, минуя два пропускных пункта на границах, — и все ради того, чтобы отыскать пресловутого Августина в маленьком городишке на границе с Румынией. Мы его нашли! Окна мастерской смотрели прямо на доки и обледенелые берега реки Гравы, а сам он оказался лысым коротышкой с квадратными щеками. Августин предложил нам пообедать, но мы отказались и остались стоять, прижавшись друг к другу, пока он рассказывал, какие именно черепа у него имеются. По всей вероятности, это были два одинаковых слепка с черепа одного знаменитого мага, жившего в сороковые годы прошлого века, которого называли Великолепным Федрицци. Этот образец, как выразился Августин, он раздобыл с огромным трудом. Скорее всего, это действительно так и было, хотя мастер не стал распространяться о той неизбежной части процесса, которая связана с необходимостью торговаться с могильщиком, которого он, разумеется, подкупил, чтобы выкопать из земли и заполучить череп Великолепного Федрицци. К счастью, в могиле после стольких лет уже ничего и не осталось, кроме костей. При жизни этот Великолепный Федрицци устраивал потрясающие представления, демонстрируя всевозможные магические трюки на венецианских подмостках. Это продолжалось вплоть до 1942 года, когда один из зрителей — немец, между прочим, любовницу которого Великолепный Федрицци весьма успешно делил с ним в течение довольно долгого времени, — положил конец его представлениям.
— Это же череп настоящего донжуана! — восхищался Августин, подмигивая Зоре, а мы никак не могли понять, зачем он нам все это рассказывает.
Мастер наконец-то притащил слепки, завернутые в пузырчатую обертку. Они выглядели как близнецы. Глядя на них, сразу становилось ясно, что немец, прикончивший Великолепного Федрицци, любил решать исход своих схваток старым, проверенным способом: с помощью винной бутылки, дубинки полицейского, бронзовой настольной лампы или попросту ружейного приклада.
— А вы не могли бы хоть гипсом эти дырки залепить, что ли? — спросила Зора, указывая на слегка зазубренные края отверстия в левой части черепа и множество бороздок, сохранившихся в пластике.
Но в целом, если не считать этих дыр, черепа были белыми и вполне годились для наших целей. Даже челюсть открывалась и закрывалась без скрипа, так что это, безусловно, было именно то, за чем мы сюда и приехали. Нам удалось убедить Августина сбавить цену на десять процентов, и перед уходом он несколько раз предупредил нас, чтобы мы ни в коем случае не вытаскивали черепа из коробок с надписью «Обувь», тщательно им заклеенных. Однако уже в первой таможне, стоя в очереди, мы передумали. Таможенники так копались в чужих чемоданах, что вряд ли пропустили бы наши коробки весьма подозрительного вида да еще и явно с черного рынка. В общем, я вынула своего Великолепного Федрицци и сунула его в рюкзак, а Зора спрятала своего в аптечке под задним сиденьем. Ничем хорошим это, разумеется, не кончилось, но, по крайней мере, произошло все уже не на румынской стороне, а у нас, в нашем пункте таможенного досмотра. Чиновники осмотрели машину, а затем повели нас в контору, держа под прицелом и конфисковав мой рюкзак с Великолепным Федрицци.
Мы потом, конечно, немало шутили насчет того, что для Федрицци было бы куда лучше остаться там, в долине реки Гравы, в месте своего упокоения, а не иметь дело с таможенными чиновниками. Но в тот момент мне было отнюдь не до смеха. Пришлось звонить домой из таможенного пункта, и я просто холодела от ужаса, думая о том, что скажу деду и как мне убедить его сесть в поезд, приехать сюда и спасти нас.
— Бабуля, — сказала я, когда та взяла трубку. — Позови, пожалуйста, деда.
— В чем дело? — резко спросила она.
— Ни в чем, просто позови.
— Его нет дома. Что с тобой приключилось?
— Когда он вернется?
— Не знаю. Он в зоопарке.