Жена тигра

Это был очень маленький и толстый белый песик, которого моей бабушке обманом всучили во время столичной воскресной ярмарки. Собственно, бабушка сама попалась на удочку, оказавшись жертвой неких обстоятельств. Дело в том, что этот щенок остался последним из выводка, привезенного с фермы. Его хозяин, с раннего утра сидевший на корточках в летнюю жару возле коробки с похожими на червячков и отчаянно пахнувшими псиной деревенскими щенками, ползавшими в лужах собственной мочи и кое-чего похуже, наконец в отчаянии поднял этого последнего песика и громко сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: «Ну все. Пожалуй, мне остается только съесть тебя!» В этот самый момент мимо проходила моя бабушка. Разумеется, она тут же выложила кровожадному мужику кругленькую сумму и явилась домой с собачкой, уютно устроив ее в своей шляпке, а фермер, вероятно, отправился покупать на вырученные денежки какого-нибудь щетинистого поросенка, напрочь позабыв о несчастном щенке.

Песик долгое время оставался без имени. Он очень любил, когда его брали на руки, и теперь с удовольствием сидел у меня на коленях, завернутый в розовое махровое полотенце, а наш поезд тем временем мчался мимо распаханных пшеничных полей центральной части страны, деревянных домишек, притулившихся на берегах озер, голубых, словно паривших в воздухе гор, склоны которых были покрыты зелеными кустарниками и ползучими плетями лаванды с чудесными сиреневыми цветами. В купе, предназначенном для шестерых, мы с дедом ехали вдвоем, потому что ему не хотелось, чтобы при проверке на границе кто-то из пассажиров хотя бы мельком увидел наши паспорта. Окна были открыты, к нам вливался мощный аромат низкорослых горных сосен, от которого даже в носу немного щипало.

Дед сидел рядом со мной со сложенными на животе руками, то и дело задремывал, но вскоре просыпался, словно от толчка, тут же вытягивал руку и принимался ласково поглаживать нашего песика, который как раз совсем не спал и все время с тревогой смотрел в окно.

Дед ласкал собаку и каким-то смешным голосом, который делал его похожим на кукольного персонажа из детской телепередачи, приговаривал:

— Ах ты, наш пес! Такой замечательный! Какой же ты замечательный пес!

Тот вываливал из пасти язык и начинал поскуливать от восхищения.

Через несколько часов я не выдержала и сказала:

— Господи, дедушка, мы с ним уже отлично поняли, какой он замечательный пес!

Тогда я еще не знала, что всего через несколько лет буду каждой встреченной на улице собаке сообщать, какая она замечательная, и спрашивать, куда же это такая замечательная собака идет.

Наш дом был в пяти минутах ходьбы от железнодорожной станции, но мы шли туда гораздо дольше, очень медленно, в полном молчании, потому что ноги у нас отчего-то вдруг словно онемели. День выдался жаркий, сухой, моя рубашка пропотела насквозь и противно липла к коже, когда мы наконец добрались до подъездной аллейки и увидели свой дом и гараж, утопающий в зарослях винограда. Ограда сильно побурела. Я вспомнила, как легко все ржавело в этом сыроватом воздухе на берегу озера. Дед каждый год красил эту изгородь, терпеливо, тщательно, с явным удовольствием и изяществом, в шортах и деревянных сабо, но почему-то в носках, над которыми торчали его незагорелые костлявые коленки, смазанные кремом от загара. Казалось, это было давным-давно.

Наш сосед Славко, завидев нас еще с крыльца, вытер руки о штаны и двинулся нам навстречу. Я его почти не помнила, хотя все свое детство провела здесь, у озера, но мать часто о нем рассказывала. Они были почти ровесниками и вместе росли. Однако в какой-то момент моя мать сильно повзрослела, стала носить джинсы и слушать Джонни Кэша. Славко и прочие местные сорванцы сразу причислили ее к «этим диким» и превратили в мишень для преследования — подглядывали в окна и тому подобное, как это свойственно мальчишкам в предпубертатный период. Теперь в виноватом взгляде Славко, которым он нас окинул, я увидела того мальчика, который когда-то дразнил мою мать и издевался над нею. Лицо у него было выбрито чрезвычайно чисто, он прямо-таки его выскреб, а на лоб спадала прядь густых вьющихся волос, уже тронутых сильной проседью. Эта копна волос в сочетании с крупными ступнями и широкими плечами, неожиданно сменявшимися впалой грудью и изрядным брюшком, делала его до смешного похожим на пингвина-переростка.