"Женевский" счет

Издевательские допросы, воздействие на организм препаратами, уколы, яд в пище, облучение, снова допросы, расправы, избиения — и всё в тиши подвалов и за толстыми стенами спецзон. Какие тут адвокаты, свидания с родственниками? Да этих тоже и облучат, и притравят, надо — смертно изобьют под видом шпаны.

Чекисты даже свои дома отдыха возводили на костях жертв — так, очевидно, надежнее, не станут копать. Вспомните дачи госбезопасности под Харьковом, Катынью и в других местах. И спят, и загорают, и водочку попивают, и бильярд гоняют…

Упыри.

Чуя смерть, богомольный Иван Четвертый по прозванию Грозный (более позднему, от народа) составил для поминания список загубленных им людишек — надо полагать, на тысячи имен. А пусть отмаливают его грехи и душегубство церковные иерархи, а он делал свое трупное дело и делать будет. На то они, церковники, и поставлены Богом, дабы отмаливать земные грехи.

Любопытно бы почитать подобный поминальничек от руки Владимира Ильича. Для начала поправимся: свое дело он не считал душегубством — и писать там разные списки категорически отказался бы. Но мы допустим… Тогда, наверное, он, не дрогнув, вписал бы несметное множество имен, ибо уничтожал не просто непокорных, там тысячи людишек, а часть народа — это уже не ручеек крови. И список этот не вместило бы ни одно из книгохранилищ мира, поскольку жертвы его, Ульянова-Ленина, вписываются в тот поминальник и доныне.

Тут такие Василии Грязные да Малюты Скуратовы с Федьками Басмановыми под рукой оказались, ничего, что порой очкастые, а свое убойное дело справляли лихо, не хуже головорезов-опричников, что ужас посеяли на Руси. Существовала опричнина всего-то семь годков, и минуло с того времени четыре века «с вершком», а крестятся православные до сих пор, вспоминая ее и изверга царя.

Да и такое было: водились, и немало, палачи-бессребреники, убежденные; как сказали бы сегодня — идейные. Тоже служили идее из крови и трупов — на том ставили свою власть изуверы во все времена, а оправдывали все тем же — благом или государства, или человечества, или Христа. Палачи-фанатики — это залежалый, но жутковатый товар истории.

Малюта Скуратов настолько перезалил кровью Русь — после его гибели имя этого опричника, любимца кровавого самодержца, в общем-то довольно распространенное на Руси, начисто исчезло из обращения на рубеже XVI и XVII веков. Отказались русские мужички и разный посадский люд крестить и поганить детей иродовой кличкой. Так и сгинуло на Руси это имя — Малюта.

Малют не стало, а Владлены[87]

не перевелись.

Даже в самую глухую пору реакции и, казалось бы, такого торжества большевизма, что уже не сохранились даже собственные чувства (все подмяли тотальная пропаганда, гром фанфар и оркестров, горы газет, взаимоистребление на собраниях), наш народ не утратил насмешливого здравого смысла, в глубине души сознавая, какою неестественной жизнью живет и сколь она нелепа даже в обыденных хозяйственных заботах.

Помню, в 40-х годах, в пору моего детства, ходили стихи не совсем складные и приличные, но в них были едкая насмешливость, издевка, неприятие этой жизни по планам, этих бесконечных победных реляций о выполнении различного рода заданий, планов…

Вышла новая программа –Срать не меньше килограмма.

Кто насерет целый пуд –Тому премию дадут!

Стихи эти напрочь засели в мою ребяческую память. И за их декламацию я был нещадно порот мамой…

А справился с заданием товарищ Патушев, еще вышел ему за это боевой орден Красного Знамени. И прежде, чем запонадобилась его кровь и требуха для смазки «женевского» механизма, порассказал он все это Самсону Игнатьевичу. Куролесили по молодости лет, чего не бывает. Славная была компания: Самсон Игнатьевич, Патушев, Ермаков, Чудновский… Ох, куролесили!.. Уж как посмеялись, попечалились по невозвратным денечкам. Лет-то было, а задору! Почитай, всю Россию к дощатому забору приперли. Таких персон в нужник опустили: дышите, не жаль, покудова говно держит.

Эх, Самсон Игнатьевич…

Много лет спустя, в пору, когда, по словам Андрея Дмитриевича Сахарова, в деятельности КГБ обозначилась заметная «потеря энергии» и когда люди поосмелели, дошла, докатилась до меня и молва об одной чрезвычайно любопытной исторической личности. К моему удивлению, речь шла о… Самсоне Игнатьевиче!

Историческая личность!

И прознал я тогда (по крупице добирался от факта к факту): после демобилизации из родной Пятой армии Самсон Брюхин подался на комсомольскую работу в Самару, быстро набрал там вес и силу, так что в самом губкоме без него не представляли важных дел, совещаний, конференций и тому подобного.

Самсон Игнатьевич увлекся вопросами оплаты труда, даже окончил курсы экономистов и оказался в ответственных служителях советских профсоюзов… Свердловск, Москва…