Жених панны Дануси

И надо же было такому случиться, что назавтра мать достала со шкафа свою зеленую шкатулку и стала перебирать блестящие штучки —понадобилась какая-то бусина для очередной кофточки... Почему-то в мамином голосе, когда она спросила про лилию, была настоящая тревога... Я, конечно, не стала ничего скрывать — ведь не видела ничего плохого в своем поступке. Но... Оказывается, брошь подарил моей бабушке мой дед, она была на свадебном платье моей матери... Короче, я растранжирила свое наследство (цена которому пять копеек, как я прокомментировала в мыслях), и его следовало вернуть вместе с дорогими воспоминаниями.

Мать по-настоящему расстроилась, спорить было бесполезно... В конце концов, мне где-то в душе и самой было интересно снова прикоснуться к истории с таинственной свадьбой. Стоит представить себя Натом Пинкертоном — не смейтесь, я тогда старательно собирала все эти брошюрки народной библиотеки с приключениями великого сыщика — и тайна раскроется. Немка сказала, что венчание должно было состояться в Золотогорском костеле в субботу. Значит, я узнаю имена жениха и невесты.

Но в костеле сухонький слуга с острым, как клюв, носом так же сухо и остро сообщил мне, что никакого венчания в субботу в храме не было. Я растерялась, а потом заподозрила остроносого в неискренности: конечно же, венчание тайное... Но осторожные расспросы прикостельных старушек также ничего не дали...

— Ну какое же венчание, деточка! — чуть не с сочувствием сказала сухонькая старушка в черном платке, похожая на монахиню.— Отпевали вчера... Такую же молоденькую девочку. Как ты...

Вторая старушка, в старомодном чепце, с подслеповатыми, но все еще синими глазами, суетливая, как лесная птица, вмешалась:

— Да, да, хорошенькая такая девочка... ангелочек... Часто сюда ходила... В свадебном платье хоронили, так она, как королевна, лежала. Вся в цветах, в кружевах. Перчаточки белые-белые. Платьице с оборками, ткань вся в лилии... Бедная девчушечка... Поскользнулась на мосту, что через Лошицу, упала — а там колья в дно понатыкали... Это не иначе Ледаштик подстроил, злой дух.

— Не Ледаштик, а русалки! В Лошице русалки водятся! — заспорила вторая старушка.

— Какие русалки осенью? Ледаштик! Шевродь этот одноглазый особенно женщин ненавидит и девочек, глянет глазом своим — и ум замглится... С чего бы девчушке с моста падать?

Тем временем вторая старушка завела длинное, словно осенний вечер, рассуждение о тех, кого Господь призывает к себе первыми, но я почти этого не слышала. Все мои фантазии разлетелись, как лепестки искусственной розы, с которой неумелая рука сорвала нить... Счастливая невеста, жених-красавец... А на самом деле сказочная шелковисто-кружевная краса и мамина брошь — здесь, рядом, под слоем земли, влажной и тяжелой, как сама необратимость. Теперь понятно, почему обратились к бедной швее, а не в модное ателье — никто не хочет омрачать настроение заказчиц, которые могут узнать, что рядом с их символом счастья шили наряд для покойницы. Слухи в местечке разносятся быстро...

Я медленно пошла на кладбище. Последние золотые листья сыпались на могилы... Действительно, Золотая Горка... Я вспомнила расказы о другом золотом дожде, который тут сыпался — когда сто лет назад здесь пировала холера и собирала жертвы не меньшие, чем чума. А по-моему, так лучше чума, или, как у этой несчастной девушки, нелепый случай, чем умирать от, простите, расстройства желудка. Люди отчаялись и не знали, как остановить поветрие. Набивались аж по крышу в старый деревянный храм на Золотой горке... Потом, конечно, кто-то сказал, что если храм, Божий дом, такой бедный и тесный, это большой грех... И не потому ли Господь прогневался и попустил быть мору? Какой-то доктор — а другие говорят, ксендз — выйдя из костела, разослал на земле свой плащ и бросил на него первые золотые монеты... Другие прихожане поспешили также внести пожертвования — и скоро на плаще выросла золотая горка... Как по мне, построили бы на те деньги госпиталь, закупили хороших лекарств, провели водопровод, чтобы минчане не брали воду из этой помойной ямы — Немиги... Что ж, теперь я могла считать, что и наша семья внесла свой вклад в освященное место в виде фамильной броши...