Жених панны Дануси

Пан Сикорский угнетенно шел домой под руку с молчаливой женой. Служебный долг был нарушен, тайна оказалась насмешкой... И что теперь делать с тем проклятым портсигаром?..

Утром на липах вокруг почтового отделения города Б* вновь появился иней. Но скоро, скоро ему предстояло стать оттепельным дождиком и ссыпаться в мокрый снег...

НАРЦИСС И ЭХО

Прекрасного юношу Нарцисса полюбила нимфа Эхо, которая была лишена дара речи и могла только повторять чужие слова. Нарцисс не знал любви и прогнал Эхо. Боги наказали гордеца: юноша влюбился в собственное отражение и погиб. Эхо оплакивает его по сей день.

(Древнегреческий миф)

В маленьком магазинчике города Б* под большой зеленой вывеской с надписью "Табак" менее всего продавалось табака. На магазинных полках, аккуратно застланых белой бумагой с вырезанными по краям узорами, лежали изюм и орехи, розовела яблочная пастила, поблескивали многочисленные яркие "манерки" — квадратные жестянки с перцем, имбирем и чаем... На нижних, широких, полках громоздились хозяйственные инструменты — чугунные утюги, безмены, керосиновые лампы, топоры и другие неромантические предметы человеческого быта. В довершение всего, на стенах магазина были развешаны платки с кистями и образцы дешевых пестрых тканей на местечковый вкус. Наконец, на прилавке были разложены канцелярские принадлежности — стопки тетрадей, цветные и простые карандаши в высоких стаканах, ластики, линейки, и заполняла помещение своим своеобразным ароматом огромная бочка селедки, которая пряталась в полумраке магазина.

Царствовала в этом пестром царстве житейской мелочи Ганулька, дочка владельца. Ганулька имела семнадцать прожитых лет, кроткий нрав и никакого образования. Могла Ганулька тонко прясть, копать картошку, жать колосья да звонко петь, и большую часть жизни пробегала босиком по пыльных улицах города Б* да окрестных лесных тропинках, пока ее отец в результате совместных усилий цепкого характера и экономического мышления не разбогател и не купил этот магазинчик, за прилавок которого, опять же в целях экономии, поставил дочку. Последняя же, при своем кротком простом нраве, унаследовала от отца математические способности и никогда не ошибалась при подсчете фунтов, штук и метров. И хотя ужасно скучала в полумраке отцовского магазина, и не думала жаловаться, покорно принимая жизнь такой, какая есть. Что касается внешности Ганульки, то в городе Б* ценился иной тип красоты — курносенький носик, полные розовые щеки, пышные светлые волосы... Но древний грек да и наш предок, что рисовал первые иконы по византийскому образцу, не оставил бы без внимания Ганулькино личико с тонкими чертами...

В той весенний день, когда смешанный запах селедки и табака казался особенно отвратительным на фоне аромата цветущих садов, в двери под зеленой вывеской вошел студент первого курса Санкт-Петербургского университета Николай Шпадарович. Пан Николай приехал на каникулы к отцу, доктору Шпадаровичу, заведующему земской лечебницей. Николай брезгливо сморщил тонкий породистый нос (н-да, амбрэ...), неспешно подошел к прилавку и, глядя поверх Ганулькиной головки с аккуратно уложенными темными косами, вымолвил:

— Попрошу три тетради в линейку и простой карандаш.

Ганулька всегда с трепетным уважением относилась к тем, кто покупал у нее письменные принадлежности. Но такого ученого и красивого панича она видела впервые... Николай Шпадарович, все так же глядя мимо Ганульки, принял из ее дрожащих рук покупки и сдачу, приподнял на прощание шляпу и исчез в весеннем солнечном воздухе.

И что ему, юному светскому льву, было до того, что вместе с мелкой сдачей у него в кармане очутилось сердце маленькой торговки из табачного магазина города Б*?