Жениться за 30 дней, или Замуж по-быстрому

— Вы все слышали?

— К чему вопросы? Он никогда не изменится, а все, что было сегодня — лишь игра. Вот он какой настоящий… ловелас, которому одной женщины недостаточно. Которому для утех нужно сразу три, а после этого он не прочь на еще одно целомудренное свидание сходить.

— Я не вправе вмешиваться в ход событий, таков уж мой удел, но вправе сказать, что именно сегодня Райан был таким, какой он есть. Точнее, таким, каким я знал его дома. Каким полюбил и уважал.

Предупреждающе выставила перед собой ладонь, а слезы, уже не сдерживались силой воли и орошали щеки бурными потоками:

— Вот только не нужно мне сейчас говорить про шансы, Клод, — голос дрожал. — Я давала их в большом количестве, и себе, и ему, но я не железная. Да, Райан, тот, каким он был сегодня, навсегда останется вот здесь, — я приложила руку к сердцу и закрыла глаза. Сознание тут же проиграло картинки самых ярких воспоминаний сегодняшнего дня. — Но рядом с его именем также останется боль, что он причинил. И, признаться, я не знаю, что сильней, Клод.

— Я могу вас понять. Но наш уговор, он в силе?

— И об этом не могу сказать. Мой отец… завтра днем состоится операция. От ее исхода будет зависеть, останусь ли я в турне. Если все пройдет хорошо, возьму один-два дня отгула. Если же нет, то… Между семьей и этим… — я пыталась подобрать подходящее слово, но впервые за многие годы такого не нашлось, а потому закатила глаза и, смахнув слезы, продолжила. — Я выберу семью.

— Понимаю, — кивнул Клод. — Было бы проще, расскажи я все Райану, но, увы. Я связан… — он осекся, но быстро заполнил паузу, — обязательствами, а потому буду нем.

— Спасибо. Можете сказать ему, чтобы больше не искал Клодин. Она не вернется. Он потерял ее навсегда.

А ведь сама виновата. Послушай я приличную часть себя, не услышала бы ни о Мораане, ни о каком-то там проклятье, ни о том, что сейчас Райан будет развлекаться сразу с тремя девицами, через каких-то полчаса после нашего расставания… Я бы жила и думала, что все прекрасно. Бережно хранила в сердце теплые и радостные воспоминания, не зная, что за стенкой творится разврат. Сама виновата. Во всем.

— Думаю, кольцо, что вы оставили на тумбочке, само ему расскажет.

— Если он его найдет. Если это вообще могло что-то значить.

— Могло. И значило, — мы смотрели друг на друга и многозначительно молчали. Нам обоим было что сказать, однако слова не имели смысла. — Если понадобится помощь, с вашим отцом…

— Я усмирю гордость и обязательно обращусь, — пообещала твердо, поскольку есть куда важнее уязвленного самолюбия.

— Доброго вечера, Лира. Самолет через три часа. Машина за вами с Дюком прибудет за час, как и всегда.

— Спасибо, Клод. Вы очень добры.

Когда я погрузилась в спасительное одиночество комнаты, слезы хлынули, словно река, прорвавшая плотину. Я зажимала ладошкой рот, чтобы не срываться на пошлые завывания, ведь боль рвала изнутри, разрушая мой привычный, спокойный и уравновешенный мирок. Нахлынуло все и сразу: папа, которого я могу лишиться в любой момент, Райан, которого потеряла, едва обретя, неизвестность и боль, которую даже не с кем разделить… Я сползла спиной по двери и, обхватив колени руками, плакала, плакала, плакала… пока не уснула от усталости и бессилия прямо на кафеле в прихожей. Проснулась от яростного стука в дверь.

— Лира, если не откроешь дверь, я ее выломаю!

Судя по ругательствам, Дюк уже давно пытался попасть в мой номер. Едва соображая, поднялась с пола и, размазав по щекам сырость, открыла двери:

— Что он с тобой сделал? — не дав мне прийти в себя, тут же накинулся друг. Он обхватил мои плечи ладонями и внимательно вглядывался в лицо: — Ты плакала? Он неуважительно к тебе отнесся? Надругался? Что произошло?

— Что? Сколько времени?

— Через час за нами приедет машина. Я не мог до тебя дозвониться, стал волноваться, а тут еще ты не открываешь. Что произошло?

Я молчала, оценивая ситуацию и приводя мысли в порядок. Видимо, от нервного перенапряжения и слез я вырубилась прямо на полу. Надо же. Прежде со мной подобного не случалось. Если через час приедет машина, значит, и проспала я почти час. Чувствовала себя разбитой, обиженной и униженной, а потому ответила:

— Кофе! С коньяком. Много. И можно без кофе.

— Понятно, — сообразил Дюк и, усадив меня на диванчик в коридоре, прошел в гостиную. Видимо, отправился к мини бару, но что-то долго не возвращался.

— Можно и ликер. Или текилу. Да что угодно, — хотела подняться, чтобы помочь ему в поисках алкогольного антидепрессанта, но тело безвольным комком продолжило сидеть на диване. Дюк упреждающе попросил:

— Не ходи сюда!

Ага. Журналиста хлебом не корми, запрети куда-нибудь лезть, так он тут же и влезет. Слова друга произвели обратный эффект и уже через пару секунд откуда-то взялись силы и я оказалась в гостиной:

— Ты где?

Дюк вышел из моей спальни и закрыл за собой двери.

— Искал бар.

— Ну, очевидно, что в моей спальне его нет. Что ты там делал?

Понимая, что врать бесполезно, а мой напор ему все равно не сдержать, мужчина отошел в сторону.

— Но лучше тебе туда сейчас не заходить.

— Ага, как же.