– Да ну его! Он в последнее время вообще чудит. Ко мне докопался, – «что это отдел промышленности мало оптимистичных материалов даёт? Мол, где стратегия прорыва, поступательное социально-экономическое развитие региона?» – передразнила Ленка начальство. – А какое тут развитие, если все предприятия почти стоят, и даже рыбозавод в коллапсе пребывает, как будто всю рыбу уже повылавливали и консервы вовсе не из чего делать?! А у них полная реконструкция намечается, новое оборудование ждут. И что, про это в каждом номере писать?
– Понятно…
Лерка купила четыре гвоздики, и они пошли к ритуальному залу, недавно отстроенному на задах больницы. Зал был огромный, провожающих в последний путь вмещал много, похороны в городе теперь были пышными.
На крыльце ритуального зала курили сотрудники редакции, словно не решаясь войти внутрь. Кто-то вытирал слёзы. Ирина Николаевна Касьянова, прижимая к глазам платочек, что-то тихонько выговаривала Мамонтову. Тот был бледен и молчалив. Увидев Лерку и Лену, сбежал по ступенькам, схватил Лерку за руку.
– Молодцы, что пришли, пойдёмте скорее, скоро начнётся.
Лерка хмыкнула – как будто они могли не прийти! В зале пахло церковными свечами и ладаном. Батюшка уже служил поминальную службу. Вокруг постамента с гробом стояли люди, держа в руках зажжённые свечи. Лерка увидела родителей Лёшки. Она видела их впервые, но узнала мгновенно, парень удивительным образом был похож на обоих – светлых, худощавых, не очень высоких. Мать в накинутом на голову чёрном прозрачном шарфе неотрывно смотрела на Лёшку, который лежал в гробу по самый подбородок укрытый покрывалом. Бледное, восковое его лицо почти терялось на фоне светлой ткани. Леркино сердце сжалось – он был такой маленький, худенький, тщедушный в этом гробу, такой беззащитный… У кого рука поднялась на этого мальчишку? Сорок восемь ножевых ранений! В голове не укладывается.
Отец Лёшки поднял голову и внимательно посмотрел на Лерку. Блондин с невзрачным, каким-то полустёртым лицом, видимо, такие лица высоко ценятся при приёме в Высшую школу ФСБ, или как там теперь это называется… Потеряться в толпе с таким лицом проще простого. Лерка отвела глаза, а отец Лёшки всё смотрел на неё, его взгляд, казалось, проникал внутрь её головы. Голова тут же отозвалась резкой болью. Лерка отступила за Мамонтова, и Лёшкин отец вновь опустил глаза.
Служба закончилась, все прощались с Лёшкой, опуская цветы в изножье гроба, проходили мимо. Лерка подошла ближе. «Лёшка, Лёшка, что же ты наделал!» Люди всё шли и шли – сотрудники редакции, какие-то парни и девчонки. Немало было и любопытствующих – такое событие в их полусонном, спокойном городе, зверское убийство! Лерка никогда не понимала такого – из любопытства пойти на похороны!
Она задумалась и вздрогнула от неожиданности, когда кто-то сзади подошёл к ней.
– Валерия Евгеньевна… Меня зовут Дмитрием Николаевичем, я отец Алёши.
– Я поняла, Дмитрий Николаевич.
– Валерия Евгеньевна, мне очень нужно с Вами поговорить.
– Сейчас? – спросила Лера.
– Нет, конечно, сейчас уже на кладбище поедем. Я позвоню Вам завтра на работу. Разговор очень серьёзный и важный, откладывать его нельзя.
– Хорошо, Дмитрий Николаевич. Во сколько ждать? У нас в десять планёрка, обычно она где-то на час растягивается, а потом я буду свободна.
– Буду в одиннадцать. Это действительно очень важно! – и, чуть помедлив, добавил – Будьте осторожны, Валерия Евгеньевна!
Он отошёл от Лерки и направился к жене. Лерка проводила его глазами. С другого конца зала за ними неотрывно и очень насторожённо следил Мамонтов. Он даже вытянул шею, словно пытался услышать, о чём говорили эти двое. Поймав взгляд Лерки, он отвернулся и потянул ворот сорочки, словно тот душил его.
Сотрудники ритуального зала уже поднимали гроб, чтобы нести его в катафалк. Мать Лёши беззвучно плакала, прикрывая лицо руками, ноги её подгибались, и она, отняв руку от лица, хваталась за мужа. Он повёл её к выходу из зала к катафалку. За ними потянулись провожающие.
– Поехали, Валерон! – позвала Свистунова.
Лерка послушно пошла за нею, села в автобус, и в окно смотрела на оживающий город. На улицах появились прохожие. Они замирали при виде похоронного кортежа, провожали его взглядами, а кто-то показывал пальцем, бурно обсуждая происходящее.
На неприютном, открытом всем ветрам кладбище уже были вырыты несколько могил. Распорядитель похорон указал на ближайшую, и гроб установили на табуретки рядом с ней. Началась гражданская панихида. Что-то говорил главный редактор, затем значительное и веское слово сказал Мамонтов, потом Лена Свистунова. Лерка не слушала речей, она смотрела на мертвого Лёшку, и чувствовала себя виноватой в том, что его больше нет. Какая, к чёрту, драка из-за девушек? Ерунда это всё!»
Ей показалось, что в толпе мелькнул Елисеев. Откуда он тут? Показалось, конечно…
Панихида кончилась, и гроб накрывали крышкой, чтобы заколотить и опустить в могилу. Мать вскрикнула и метнулась к сыну, в последний раз погладила его по лицу и снова отступила на шаг, уже не вытирая слёз.