Женщины Девятой улицы. Том 2

Зрителям спектакли очень понравились, что было совсем неудивительно. Те же люди с удовольствием ходили на открытия выставок местных художников; на лекции, публичные чтения и дискуссии в «Клубе»; на постановки «Живого театра» и на концерты Джона Кейджа и Морти Фельдмана. «Я хорошо помню один вечер, когда в театре Джона шла пьеса Лайонела Абеля, — вспоминала много лет спустя Мерседес. — Мы пришли на спектакль, который ставил Лайонел, а потом отправились в “Кедровый бар”. Когда через полчаса туда вошел Абель, все встали и хлопали. Там была такая теплая атмосфера, чувствовалась такая поддержка!»[1730] Иными словами, из одного места в другое переходила одна и та же аудитория, которая представляла собой тщательно отобранный и умевший ценить авангардное искусство коллектив. Перед началом спектакля, где совместили свои усилия композитор Джон Кейдж и хореограф Мерс Каннингем, Гарольд Розенберг оглядел зал из-за кулис. А потом воскликнул низким голосом: «Нет, ну нормально?! Уже почти время поднимать занавес, а Лассоу где-то ходят!» Все вокруг расхохотались. Затем Гарольд заметил в третьем ряду какого-то незнакомца. «Выкиньте его оттуда!» — потребовал он[1731]. Авангардный театр, музыка и искусство были

их миром. В период между 1953 и 1956 г. «Театр художника» поставил 16 пьес, после чего его постигла неизбежная смерть[1732]. Но за это время он не только помог существенно раздвинуть границы нью-йоркского художественного сообщества, но и вдохнул в него свежую жизнь. Живописцы и скульпторы смогли посмотреть по-новому на свое творчество. Ведь многомерное ви

дение, возможное благодаря театральной сцене, давало обзор более широкий, чем самые масштабные полотна. Под руководством Джона Майерса были стерты границы между разными видами искусства. Теперь все трудились над одним великим делом, вбиравшим живопись, скульптуру, поэзию, музыку и драматургию. А занималась им одна большая и чрезвычайно эксцентричная семья[1733]. Все было возможным. Все делалось. И все, что получалось, было, по словам дорогого мэтра Джонни, экстраординарным.

Глава 39. Убежище

Сегодня наша трагедия заключается в чувстве всеобщего и универсального страха, с таких давних пор поддерживаемого в нас, что мы даже научились выносить его.

Уильям Фолкнер[1734]

Предыдущей осенью художники — завсегдатаи «Клуба» — нарушили одно из главных правил Филиппа Павии — никакой политики, — поддержав Эдлая Стивенсона и приняв участие в его президентской кампании. Вряд ли стоит удивляться, что их видение того, какими могут и должны быть США, существенно отличалось от мнения по этому поводу большинства американцев с правом голоса. «Яйцеголовый либерал» Стивенсон выборы проиграл, а художники вышли из этого опыта разочаровавшимися и расстроенными. Ко всему прочему, возможно, над ними нависла угроза. Воодушевленный результатами выборов, сенатор Джо Маккарти с новыми силами продолжил свои расследования под покровительством вице-президента Ричарда Никсона[1735]. Они проводились под знаменем антикоммунизма и великой борьбы за индивидуальные свободы, но на самом деле напоминали не что иное, как масштабные нападки на идеалы либерализма. К 1953 г., за четыре года, пока Конгресс находился под контролем республиканцев, число подозреваемых в подрывной деятельности и предательстве практически сравнялось с количеством таких людей за все предыдущие 130 лет истории США. Сеть была раскинута настолько широко, что человек мог оказаться под колпаком или даже быть заключен в тюрьму просто за то, что водил знакомство с кем-нибудь из списка неблагонадежных[1736].