Тем не менее по мере приближения намеченной на декабрь выставки в галерее «Тибор де Надь» беспокойство по поводу потенциальной реакции на результаты его трудов постепенно вытесняло радость Ларри от работы[1827]
. Пригласив в тот день Грейс на свидание, он, в сущности, на самом деле искал не столько секса, сколько поддержки[1828]. Когда Риверс после их неудачного похода на балет вернулся в Саутгемптон, Хартиган решила приободрить его с высоты своего горького опыта. Она написала другу: «Тебя, конечно же, будут яростно критиковать, осуждать за спиной и язвить в твой адрес, но всем известно: ты “кто-то”, с тобой нужно считаться и ты достойный соперник… Ну а если они этого еще не знают, то твое творчество им это быстро покажет»[1829]. И действительно, сразу после того, как в первую неделю декабря состоялось открытие выставки Ларри, все в Гринвич-Виллидж только и говорили, что о его картине[1830].Некоторых, в том числе Грейс, настолько заинтересовало его использование повествования в живописи, что они начали искать свой способ сделать то же самое. «С тех пор как я открыла для себя испанскую живопись, сама эта идея интересует меня больше любой другой, — написала Грейс в дневнике накануне открытия выставки Ларри. — Но первым делом мне необходимо найти
Мастерская Грейс находилась «в двух кварталах от Гранд-стрит, где было множество свадебных салонов». Художница вспоминала годы спустя:
Меня страшно интересуют маски и бессмысленная суета… тот облик, который мир принимает, чтобы продать себя… Занимает меня и этот пустой ритуал. Я подумала о свадьбе как о придворной сцене, наподобие тех, что писали Гойя или Веласкес. И представила этот обряд в таком виде… Я даже купила в комиссионке свадебное платье и повесила его в своей мастерской. Каждое утро я выходила на улицу и заглядывала в окна [свадебных салонов], а потом шла и писала[1833]
.В случае с тридцатиоднолетней Грейс с двумя неудачными браками за спиной выбор этой темы был интригующе автобиографическим (хотя у нее не было ни одной традиционной церемонии с белым платьем). Но на людях она никогда не проводила аналогию между ее собственными «пустыми ритуалами» и своим искусством. Художница не видела в своей новой картине никакого заявления о незавидной роли женщины в Америке 1950-х годов. А именно, что, дав новоиспеченной жене почувствовать себя королевой в день свадьбы, общество ожидало от нее целую жизнь, полную служения и подчинения. Тема Грейс была намного шире — «одиночество, отчуждение и тревога». Да и выбрала она этот предмет по более прагматическим соображениям с точки зрения эстетики: «К тому времени я уже поняла, что мои лучшие работы в определенной степени коренятся в визуальном мире»[1834]
.