Женщины Девятой улицы. Том 2

Именно в эту внешне безмятежную атмосферу прибыла 29 июля Хелен. Беспечно распаковывая чемоданы, она готовилась к приятному времяпрепровождению. На следующий день женщина собиралась организовать вечеринку с Барбарой Гест, где они подавали бы блюда из морепродуктов[2414]. Однако уже к концу первой недели в круге общения Хелен появился Клем, остановившийся у той же Барбары, и собрались грозовые тучи в буквальном смысле слова. Море стало зеленым и бурлящим. Лонг-Айленд замер в ожидании очередного летнего урагана[2415]. Среди завываний ветра и потоков дождя Хелен все-таки устроила вечеринку (очень хочется сказать «осмелилась устроить»). Она пригласила Клема; своих вечно орущих друг на друга соседей, Ли и Джексона, живших через забор; своего старшего товарища и соседа по мастерской Фриделя; Барбару; коллекционеров, купивших картину Хелен «Фасад» для Института Карнеги, а также Ребекку и Бернарда Рейсов[2416]

. Франкенталер считалась отличной хозяйкой вечеринок и на многое была готова ради того, чтобы каждый аспект ее мероприятия получился идеальным[2417]. Тот праздник с морепродуктами не был исключением. Однако Хелен, к сожалению, упустила из виду (или, возможно, просто не успела понять) взрывоопасность комбинации собравшихся за столом личностей. «Это было жуткое сборище кровных врагов», — написала Барбара в дневнике 6 августа 1955 г. о вечеринке Хелен[2418]. После нее ситуация в Спрингсе только ухудшалась, равно как и погода.

Ураган «Диана», в тот момент отнесенный к трем бурям, повлекшим наибольшее количество смертей, по достижении Лонг-Айленда был тропическим ливнем, но таким мощным, что это привело к наводнениям. А сильные ветры угрожали повалить опоры линий электропередачи и снести крыши[2419]

. Ураганы и штормы всегда выводили Ли из душевного равновесия. Поскольку женщина уже пребывала отнюдь не в лучшем состоянии, теперь она впала в какое-то оцепенение. Клем вечно вертелся где-то поблизости. Он якобы приезжал, чтобы увидеться со своим психоаналитиком, но во время частых визитов к Поллокам постоянно пересекался с Хелен[2420]. Ярким свидетельством того, насколько нервной была та обстановка для нее, стала одна странность. Франкенталер организовала 25 августа шумную вечеринку в честь окончания сезона. Она пригласила свою подругу Соню Рудикофф и всех художников, живших тогда на острове[2421]. «Когда мы приехали, оказалось, что она еще не купила еду, — вспоминала потом Эрнестина. — Хелен послала за ней ребят»[2422]

. Невиданное дело: женщина, которая не считала незначительной ни одну деталь организуемых ею вечеринок, не приготовила угощения для гостей. Сумасшествие семейства Поллоков явно было заразным.

Все же в то мрачное для Ли лето было одно светлое пятно. Элеонора Уорд предложила устроить в сентябре ее персональную выставку в «Конюшенной галерее». Это была бы первая экспозиция работ Краснер в Нью-Йорке начиная с 1951 г. Планировалось продемонстрировать публике коллажи, которые все это время накапливались в мастерской Ли, словно визуальные дневниковые записи. Элеонора приехала в Спрингс, чтобы отобрать работы, которые она хотела показать в своей галерее. «Вы будете решать, что показывать на моей выставке?!» — вспоминала впоследствии галеристка возмущенный вопль художницы, которая далее заявила: «Отбирать работы буду я, и, кстати, я хочу висеть на обоих этажах галереи». Но Уорд пригрозила, что, если ей не позволят отсортировать коллажи, она вообще отменит мероприятие. И, как ни удивительно, Ли тут же сдалась[2423]

. На самом деле риск, что Элеонора выберет не то, что нужно, был невелик. Коллажи у Ли получались неизменно хорошо. Они были так прекрасны, что Клем много лет спустя охарактеризовал ту выставку Ли как одно из величайших художественных событий того десятилетия. А сама художница, вспоминая свою экспозицию через много лет, просто сказала: «На выставке 1955 года я чувствовала, что между мной и внешним миром происходило что-то позитивное»[2424]. Она, вероятно, знала, что ее коллажи исключительные. И вот в 46 лет Ли перестала подписывать свои произведения инициалами, как делала со дней выставки на Девятой улице, и начала выводить внизу произведений полное имя: «Ли Краснер»[2425].

Клем, Джексон и Конрад Марка-Релли приехали в Нью-Йорк на открытие персональной выставки Ли 26 сентября[2426]. В прошлом Джексон, завидуя достижениям жены, чтобы привлечь внимание к себе, устраивал в подобных ситуациях истерики. Но на этот раз он подошел к делу хитрее. Чистый и опрятный, в отличном полосатом костюме, галстуке и выходных туфлях, Поллок казался обезоруживающе нормальным. «Все женщины бросились к нему, а он мило пожимал всем руки», — вспоминал племянник Ли Рон Стейн. Он рассказывал: