Женщины, о которых думаю ночами

Последнее утро, и я уже начинаю тосковать по палаточной жизни (мой леопардовый запор наконец-то прошел, и я готова задержаться еще на целую неделю). Все проще простого и чуток сложно, но одновременно все ясно и понятно. Удивительным образом в палаточном лагере куда больше времени, чем в лодже, где то вечная спешка на ужин, то не хватает электричества или воды. То скоро закат – надо смотреть на часы, чтобы поспеть в душ, высушить волосы, накраситься, переодеться к ужину или пойти на смотровую площадку наблюдать за закатом или восходом. Здесь же ничего такого нет. Сиди себе на складном стульчике, наслаждайся пейзажем, читай или пиши. Волосы можно не мыть, переодеваться тоже не требуется. Солнце просто восходит и заходит, становится светлее или темнее, туман опускается и рассеивается. А потом ты идешь под навес ужинать, когда смеркается или зачинается день. Вот оно: все вокруг тебя, и ты посреди всего. Когда ты ночуешь в лоджах и проводишь целый день в саванне без единого человека в пределах досягаемости, вечером ты становишься объектом культпросвета. Здесь же никто не вмешивается в мои взаимоотношения с природой. Да, Карен, я понимаю это счастье.

Вернувшись домой, я иду в душ, смываю с себя цвет животных парка Мкомази. Стекающая с меня вода окрашивает пол душевой в оранжевый цвет.

[письма Карен]

21.9.1930. Дорогая матушка… Я провела два совершенно изумительных дня: в прошлый четверг приезжал Денис и уехал только вчера… Вчера мы летали: я не знаю, что может подарить мне большее счастье, чем полет с ним вдвоем над Нгонгом. Африку следует увидеть с воздуха – только так увидишь ее бескрайнюю равнину, игру света и тени над ней… Денис хотел попробовать некоторые фигуры и перевернул машину набок несколько раз. К счастью, я была привязана…

В мае 1930 года Денис написал из Англии, что подыскивает себе самолет, на котором он смог бы приземлиться на лужайке Карен со стороны Нгонга. В сентябре Денис прибыл на новом аэроплане, названном «Нзиге», кузнечик (кстати, до сих пор рядом с домом Карен проходит дорога Нзиге Роуд, проложенная там, где Карен и Денис обычно сажали свой самолет). В свой первый совместный полет они пролетели над холмами Нгонга, осмотрели сверху кофейные плантации, дома африканцев, распугали зебр и импал. Позже иногда они поднимались в воздух на пятнадцать минут, так что к их возвращению кофейник не успевал остынуть, а иногда улетали за озеро Натро, или в Найвашу, или на побережье до Такаунгу, чтобы провести уик-энд вдвоем. Денис сказал, что самолет он купил только для того, чтобы показать Карен Африку с воздуха, а Карен казалось, что, поднявшись в воздух, она наконец все осознала в полной мере. И действительно, в те времена (до программ о природе) полет не мог не казаться чем-то невероятным: они впервые увидели всю бескрайность африканской равнины.

[письма Карен]

12.10.1930. Дорогая Эллен… Я почти каждый день летаю с Денисом… Теперь я знаю, что чувствуют ангелы.

Это были их последние счастливые мгновения.

До сих пор я следила за Карен из-за границы. Признаться, Кения – не самое привлекательное место. Я слежу за новостями с нарастающим беспокойством. По причине угрозы новых террористических атак в Найроби рекомендовано избегать посещения торговых центров, международных отелей, пользоваться такси, заглядывать в трущобы, посещать собрания или перемещаться в час пик и в выходные. И что остается? Проблема в том, что обратный рейс у меня в любом случае из Найроби.

Сейчас я сижу в автобусе на трехполосной автостраде по направлению к Найроби среди бесконечной вереницы грузовиков. Вокруг заводы, из труб которых валит черный дым, на краях дорог – припаркованная тяжелая техника, автомастерские и развалы. Воздух насыщен выхлопными газами и запахом странных химикатов. Промышленность, транспорт, автомобили, загрязнения, количество людей – все в совершенно иных масштабах, нежели в Танзании, и все валится на меня, оглушает.

И тут не до идиллии, но сюда надо приехать, если собираешься найти для себя Карен.