Женский приговор

При мысли о Бабкине Ирину передернуло, будто она случайно дотронулась до чего-то противного и склизкого. Ничего, кроме гадливости, этот еще молодой человек с величавыми манерами мудрого старца у нее не вызывал. Когда-то Бабкин пытался ухаживать за нею, Ирина, тогда еще замужняя, довольно резко его осадила, и помпрокурора каким-то непостижимым образом, без малейшего участия с ее стороны, превратился из навязчивого поклонника в задушевного приятеля. Бывая в суде, он заходил к ней в кабинет, как к себе домой, требовал кофе, и во время этих визитов бывал откровенен до неприличия, так что Ирине становилось неловко и противно, но в то же время она чувствовала, что нельзя оттолкнуть человека, который настолько тебе доверяет. Бабкин зазывал ее в гости, хвастал, что у него бывают разные интересные люди, похоже, он представлял себя кем-то вроде мадам Рекамье, а свою квартиру мечтал превратить в salon. Потом Ирина развелась, и Бабкин стал ее очень навязчиво утешать. Ирина боялась, что он снова станет к ней клеиться, но нет. Все было настолько платонически, что Бабкин даже решил познакомить ее со своим товарищем. К сожалению, после развода Ирина на некоторое время утратила способность мыслить здраво, поэтому согласилась.

Товарищем оказался адвокат Полохов, который только пришел работать в юридическую консультацию и еще не бывал в суде.

Ирина тогда прибыла на «блестящую», по словам Бабкина, вечеринку нарядная, с прической, накрашенная особенно искусно, и в лучших туфлях – синих австрийских лодочках на шпильках. Впервые после развода она чувствовала себя привлекательной, и что же?

Войдя в квартиру Бабкина, она обнаружила неприбранное, типично холостяцкое жилище, и в нем несколько потертых, чтобы не сказать побитых молью, личностей обоего пола. Угощения на столе, кроме чая, не было никакого – наверное, Бабкин считал, что интеллектуального пиршества вполне достаточно. Крепких напитков он якобы принципиально избегал, но, скорее всего, это его жадность надоумила. Взглянув на серые кружки со следами губ по краям, Ирина подумала, что оно и к лучшему.

Потенциальный кавалер привел ее в ужас. Высокий мужчина с мешковатой фигурой и коротким тупым носом был еще молод, но уже основательно полысел, а те волосы, что остались, сосульками свисали на воротник серого свитера с узором, потерявшим от старости свою четкость. Брюки еще хранили следы когда-то наведенных стрелок, но пузырились на коленках, а внизу были настолько замызганы, что не спасал даже их мышиный цвет. Но это еще можно было бы пережить, хуже другое – от Полохова довольно крепко пахло немытым телом.

Ирина почувствовала себя так, будто ей дали пощечину. Она не была высокомерной и уважала людей – и рабочих, и лимитчиков, и колхозников, и кого угодно. Но когда человек, собираясь знакомиться с девушкой, не считает нужным помыться и погладить брюки, тут уж, простите, какая разница, дворник он или академик? Как мог Бабкин подумать, что она согласится встречаться с подобным убожеством?

Она хотела сразу уйти, но Бабкин втянул ее в профессиональный разговор, пришлось задержаться. Одна радость, избранник не делал никаких попыток к сближению. Минут через двадцать Полохов вдруг попросил у Бабкина церукал, тот, почему-то ухмыляясь, пошел за таблеткой. Ирина поскорее распрощалась и ушла с ощущением, будто вымазалась в грязи.

Через несколько дней Бабкин заглянул к ней в кабинет и стал рассказывать, какой Полохов дурак. Оказывается, церукал понадобился не для медицинских целей, а чтобы таким остроумным образом выразить, что от новой знакомой Полохова тошнит.

«Действительно, дурак», – пожала плечами Ирина, но помпрокурора не унимался, а продолжал расписывать во всех подробностях, как Полохову не понравилась ее «спина гребца», «мефистофелевский подбородок» и «овечьи кудри». При этом Бабкин весело смеялся, мол, идиот адвокат, ничего не понимает в женской красоте. Ирина за свою спину, подбородок и кудри была абсолютно спокойна, поэтому только сочувственно покачала головой. Ясно, что у Бабкина с Полоховым такой лютый комплекс неполноценности, что подавляет даже банальное мужское влечение, вот и все. Грех обижаться.

Ирина попросила Бабкина больше не затруднять себя хлопотами об устройстве ее личной жизни и понадеялась, что он отстанет, но не тут-то было.

Помпрокурора стал в разы дружелюбнее и развязнее с нею. Заходя к Ирине на кофеек, он стал позволять себе игриво хлопать ее по спине и говорить, ухмыляясь: «спина гребца», или «мефистофелевский подбородок», и подмигивал Ирине, мол, ах, какой же идиот этот Полохов.

За внешним дружелюбием и открытостью скрывалось желание унизить ее и лишить веры в себя. Смотри, даже такое чучело, как Полохов, тебя не хочет, а я-то и подавно! Снисходительная дружба с великим мною – это все, на что ты можешь рассчитывать!

Вероятно, таким образом Бабкин мстил, что она сразу не ответила на его ухаживания.