Жены и дочери

Все это время в зале перешептывались о том, что гости из Тауэрса запаздывают, и один за одним присутствующие подходили к миссис Гибсон и спрашивали, не поверяли ли ей граф и графиня своих планов. В известной степени это ей льстило, но затем гости, удостоверились, что она пребывает в полном неведении, как и все остальные, и миссис Гибсон утратила свой особый статус. Миссис Гудинаф чувствовала себя весьма обиженной, последние полтора часа она носила очки для того, чтобы быть готовой и в самую первую минуту увидеть, как кто-то из Тауэрса появится в дверях.

- У меня разболелась голова, — пожаловалась она, — и я бы охотнее послала деньги и не высовывала носа за дверь сегодня вечером. Я уже видела многих из тех, кто приехал сегодня на бал, милорда и миледи тоже, когда на них стоило смотреть, не то, что сейчас, но все говорили о герцогине, о герцогине и ее бриллиантах, и я подумала, что мне не хотелось бы отстать, я никогда не видела ни герцогини, ни ее бриллиантов. Поэтому я здесь, а дома впустую тратятся уголь и свечи, потому что я сказала Салли дожидаться меня, а помимо всего прочего я не выношу расточительства. Я унаследовала эту черту от своей матери, которая была такой противницей расточительства, каких уж нет сейчас. Она была членом правления начальной школы, и воспитала девять детей, клянусь. Вот! Она бы не позволила нам быть расточительными, даже из-за простуды. Всякий раз, когда кто-то из нас сильно простужался, она пользовалась возможностью и подстригала нам волосы. Она говорила, что раз уж мы все равно разболелись, то можно рискнуть и подстричь нас. Тем не менее, я хочу, чтобы герцогиня пришла.

- Ах, а представьте, каково мне, — вздохнула миссис Гибсон, — я так давно не встречала уважаемое семейство… и на днях видела их только мельком, когда была в Тауэрсе (герцогине хотелось узнать мое мнение о приданом леди Эллис, она продолжала задавать мне столько вопросов, что это заняло все время)… и, прощаясь, леди Харриет выразила надежду, что мы увидимся на балу. Уже почти двенадцать часов.

Каждый из тех, кто претендовал на родовитость, был неприятно поражен отсутствием семьи из Тауэрса. Даже сами скрипачи, казалось, не желали играть танец, который мог бы прервать появление знатного семейства. Мисс Фиби Браунинг извинялась за них… мисс Браунинг осуждала их со спокойным достоинством. И только лишь мясники, булочники и производители свечей были счастливы и веселы.

Наконец послышался гул, шуршание, шепот, и музыка остановилась, а за ней остановились и танцующие — в залу в парадной одежде вошел лорд Камнор под руку с полной женщиной средних лет. Она была одета почти как девушка — в муслиновое платье с узором в виде веточек и с живыми цветами в волосах, но без малейшего следа драгоценностей и бриллиантов. И все же, она могла оказаться герцогиней — но разве бывает герцогиня без бриллиантов? К тому же на ней платье, которое могла бы надеть дочь фермера Хадсона. Разве это герцогиня? Могла ли она быть герцогиней? Небольшая толпа вопрошающих окружила миссис Гибсон, чтобы услышать от нее подтверждение их неутешительному предположению. За герцогиней вошла леди Камнор, совсем как леди Макбет в черном бархате… нахмуренные брови сделали более заметными морщины на ее красивом лице. Затем вошла леди Харриет и другие дамы, среди которых одна была одета почти как герцогиня, — возможно, это была ее дочь, хотя если судить по платью, герцогиня годилась ей скорее в сестры. Появился лорд Холлингфорд с некрасивым лицом, неуклюжий, но с манерами джентльмена. И полдюжины молодых людей: лорд Альберт Монсон, капитан Джеймс и другие, такие же молодые и знатные, войдя, они оглядели все критическим взглядом. Эта долгожданная компания протолкалась к местам, которые оставили для них у дальней стены комнаты. Танцоры расступились и опять заняли свои места, но когда снова грянул «Манимаск»[3], оказалось, что из прежней группы танцующих не больше половины заканчивают танец.

Леди Харриет, которую в отличие от мисс Пайпер мало волновало, что она пересекает комнату в одиночестве, словно зрителями были кочаны капусты, быстро заметила, где сидят Гибсоны, и подошла к ним.

- Вот и мы, наконец. Как вы поживаете, дорогие? Боже мой, малышка (обращаясь к Молли), как ты прелестно выглядишь! Разве мы не постыдно опоздали?

- О, сейчас только половина первого, — ответила миссис Гибсон, — смею заметить, вы ужинаете очень поздно.