Жены и дочери

Но она узнала, что достаточно тяжело вынести долгое отсутствие новостей о его здоровье. По меньшей мере месяц они не получали от него вестей, и прежде чем пролетело это время, Синтия вернулась из Лондона. Молли стала страстно желать, чтобы сестра оказалась дома, еще до того, как прошли две недели ее отсутствия. Она не имела представления, что постоянные беседы наедине с миссис Гибсон могут быть такими утомительными. Возможно, хрупкое здоровье Молли вследствие ее быстрого роста за последние несколько месяцев, сделало ее раздражительной, но на самом деле ей часто приходилось вставать и покидать комнату, чтобы успокоиться после очередной порции бессмысленных и невнятных жалоб. Всякий раз, когда все шло не так, всякий раз, когда мистер Гибсон упорно сохранял хладнокровие там, где она возражала; всякий раз, когда кухарка ошибалась с обедом, или горничная разбивала какую-нибудь хрупкую безделушку; всякий раз, когда волосы Молли были уложены не по вкусу миссис Гибсон, или платье не шло ей, или запах обеда наполнял дом, или приходили незваные гости, а званые не приходили — в сущности, всякий раз, когда все шло не так, бедного мистера Киркпатрика жалели и оплакивали, нет, почти винили в том, что он поленился пожить подольше и помочь своей вдове.

- Когда я оглядываюсь на те счастливые дни, мне кажется, что я не ценила их так, как мне следовало. Разумеется… юность, любовь… что нам до бедности! Я помню, дорогой мистер Киркпатрик прошел пять миль пешком до Стратфорда, чтобы купить мне маффины, потому что после рождения Синтии я испытывала к ним слабость. Я не хочу жаловаться на дорогого папу… но я не думаю… но, возможно, мне не следует говорить этого тебе. Если бы мистер Киркпатрик позаботился вылечить тот свой кашель; но он был таким упрямым. Думаю, мужчины всегда такие. С его стороны это было эгоистично. Только, полагаю, он не подумал, что я окажусь в одиночестве. Мне пришлось намного труднее, чем большинству людей, потому что я всегда была такой нежной и чувственной натурой. Я помню небольшое стихотворение мистера Киркпатрика, в котором он сравнивал мое сердце со струнами арфы, дрожащими от малейшего ветерка.

- Я думала, чтобы струны арфы зазвучали, требуются довольно сильные пальцы, — заметила Молли.

- Мое дорогое дитя, в тебе не больше поэзии, чем в твоем отце. А что же до твоих волос! Они выглядят хуже, чем обычно! Разве ты не можешь смочить их водой, чтобы пригладить эти непослушные завитки и локоны?

- Когда они влажные, они завиваются еще больше, — ответила Молли, внезапные слезы выступили у нее на глазах, как только в памяти возникло воспоминание, словно картина, виденная давно и забытая на годы — молодая мать моет и одевает маленькую девочку, усаживает наполовину одетого ребенка на колени и наматывает влажные колечки темных волос на свои пальцы, а затем в приливе нежности целует маленькую кудрявую головку.

Получать письма от Синтии оказалось довольно приятно. Они приходили не часто, были не длинными, но очень веселыми. В них постоянно мелькало много новых имен, о которых Молли не имела представления, хотя миссис Гибсон старалась просветить ее беглыми комментариями, подобными следующему:

- Миссис Грин! А, это прелестная кузина мистера Джонса, которая живет на Площади Рассела с толстым мужем. У них свой экипаж, и я не уверена, не мистер ли Грин кузен мистера Джонса. Мы можем спросить Синтию, когда она вернется домой. Мистер Хендерсон! Конечно — молодой человек с черной бородой, бывший ученик мистера Киркпатрика — или он был учеником мистера Мюррея? Я знаю, говорят, что он с кем-то изучал право. Ах, да! Это люди, которые навестили нас на следующий день после бала мистера Роусона, и которые так восхищались Синтией, не зная, что я ее мать. Она была очень красиво одета, в черный атлас, а у сына стеклянный глаз, но он — молодой человек с изрядным состоянием. Коулман! Да, это было его имя.