Жены и дочери

— Нет. Я же сказала, что она спешила на свидание. А через некоторое время из леса выскочил мистер Престон и попросил у Ханны чашку воды, сказав, что там леди стало нехорошо. Он, конечно, не знал Ханну, зато она знала его. Могу сказать вам больше: только вчера видела собственными глазами, как в магазине Гринстеда Молли передала Престону письмо, и он был чернее тучи, потому что заметил меня, а она не заметила.

— Вполне подходящая партия, — оценила мисс Эйр. — Зачем они устраивают из нее такую тайну?

— Некоторым так больше нравится, — заметила миссис Даус. — Тайна придает ухаживанию особую пикантность.

— Да-да, примерно как соль и перец в пище, — добавила миссис Гуденаф. — Однако не думала, что Молли Гибсон такого сорта. Не думала!

— Похоже, Гибсоны много о себе думают! — воскликнула миссис Даус. — Миссис Гибсон на днях нанесла мне визит.

— Конечно, вам же предстоит обращаться к доктору, — пояснила миссис Гуденаф.

— Произвела впечатление очень любезной особы, живет, как леди: говорят, обедает поздно и придерживается стиля, — к тому же поддерживает близкие отношения с графиней и семейством из Тауэрс-парка.

— Стиль! Совсем другого стиля Боб Гибсон, ее муж, придерживался, когда приехал сюда! Съедал баранью отбивную в приемной, потому что в других комнатах огня не зажигали. Да, тогда мы звали его Боб Гибсон, а теперь разве кто осмелится так к нему обратиться? Все равно что назвать трубочистом!

— По-моему, это не очень хорошо характеризует мисс Гибсон, — заключила одна из дам, которой наскучили экскурсы в историю.

Но едва миссис Гуденаф услышала ее комментарий к своим сплетням, как сразу набросилась на виновницу:

— Это почему же? Попрошу не говорить так про Молли Гибсон, поскольку знаю ее с рождения. Если хотите, можно назвать историю несколько… необычной. Вот я в юности терпеть не могла есть крыжовник, а зато обожала его собирать. Некоторым больше нравится, когда вот так, тайно, хотя, конечно, не мисс Браунинг, которая считает, что ухаживание должно проходить на глазах у семьи. Единственное, что я могу сказать, — это что Молли Гибсон меня удивила: скорее это похоже на хорошенькую Синтию… кажется, так ее зовут? Одно время я была готова поклясться, что мистер Престон ухаживает за ней. А теперь, дамы, желаю всем доброй ночи. Терпеть не могу расточительства, но уверена, что Хетти уже сожгла почти всю свечу в фонаре, хотя я велела погасить, если вообще пришла за мной.

Таким образом, с глубокими реверансами леди распрощались, однако не раньше, чем поблагодарили миссис Даус за приятный вечер: в те дни старомодная вежливость еще оставалась в ходу.

Глава 47

Скандал и его жертвы

Вернувшись в Холлингфорд, мистер Гибсон обнаружил множество ожидавших помощи пациентов: два дня относительной свободы привели к целой неделе напряженной работы. Срочные вызовы ни минуты не оставляли для домашних, но Молли все же поймала отца в холле и, подавая пальто, торопливо прошептала:

— Папа! Вчера к тебе приезжал мистер Осборн Хемли. Выглядел совсем больным и очень тревожился о своем здоровье.

Мистер Гибсон внимательно посмотрел на дочь и пообещал:

— Сейчас же к нему поеду, только не говори об этом миссис Гибсон. Надеюсь, ты ничего ей не сказала?

— Нет, — ответила Молли, поскольку упомянула лишь о визите Осборна, утаив его цель.

— Вот и не говории. Незачем. Впрочем, сегодня поехать не удастся, но в ближайшие дни непременно его навещу.

Что-то в тоне и манере отца расстроило Молли, хоть она и убедила себя, что очевидное нездоровье Осборна частично «нервное», то есть воображаемое. Ее немного успокоило веселье гостя при появлении мисс Фиби: вряд ли человек, считающий, что жизнь его висит на волоске, способен так искренне наслаждаться комической ситуацией. И вот тревога вернулась, стоило сказать отцу про изменившуюся внешность Осборна. Все это время миссис Гибсон читала письмо Синтии, которое муж привез из Лондона: при высоких почтовых ценах использовалась каждая возможность частной доставки. В поспешных сборах Синтия забыла так много важных вещей, что теперь составила длинный список. Молли удивилась, что просьба поступила не к ней, поскольку не понимала, что Синтия испытывает определенную неловкость. Причина охлаждения заключалась в том, что теперь Синтия уже не занимала столь высокого места в оценке Молли и не могла не отстраниться от той, кому доверила собственные слабости. Синтия хоть и уважала Молли, была уверена, что подруга никогда и словом не обмолвится о ее прошлых ошибках и заблуждениях, и все же мысль, что наивная, чистая, открытая девушка узнала множество ее тайн, охлаждало чувства и сдерживало желание продолжать близкую дружбу. Как бы Синтия ни упрекала себя в неблагодарности, ее радовало, что Молли находится теперь далеко. Трудно было бы беседовать так свободно, словно ничего не произошло, или обсуждать фасоны платьев, ленты и кружева, когда последний разговор касался совсем других тем и вызывал бурный взрыв чувств.