Жернова. 1918–1953. Двойная жизнь

И знала, почему скрывает и таится: потому что таится и скрывает Задонов. Но отчасти все-таки еще и потому, что некоторые ее соплеменники, подозревая в Задонове антисемита, уже не раз исподволь выражали всяческое неудовольствие ей, а кое-кто пытался эту ее связь использовать против Задонова.

Вот уж более трех лет тянется любовная история Зарнициной с Задоновым, и не видно, чтобы эта история шла к завершению, хотя уже нет той безумной страсти, того всепожирающего огня, что освещал каждую их встречу в недавнем прошлом. Более того, их страсть друг к другу приобрела странные колебания: она то круто шла на убыль от нечаянно оброненного резкого слова или слишком равнодушного взгляда, то, наверстывала упущенное: каждая встреча — будто первая, каждый поцелуй и объятие — будто последние. И не хочется думать о будущем, о разнице лет (а она всегда чувствует эти четыре свои года старшинства, как многопудовые гири на ногах), не хочется думать о том, что их разделяет, что им никогда не быть вместе, как не хочется думать о том, что в последнее время Алексей стал раздражительным и суховатым.

Иногда Зарнициной кажется, что она надоела Задонову, что пора заканчивать этот затянувшийся роман, что в таком возрасте случается влюбленность, но ни в коем случае не любовь. Из опыта других женщин Зарницина знала, что в ее возрасте пытаться построить свою жизнь на отношениях с тем или иным мужчиной — получится одно горе, унижения, уколы совести. Чтобы избежать всего этого, ей остается научиться быть всегда одной, ни на кого не рассчитывая. Но проходила неделя, другая, тоска по Алексею становилась нестерпимой, она не выдерживала своего одиночества, снимала телефонную трубку, называла телефонистке заветный номер. И на какое-то время былое возвращалось. Надолго ли?

Зарницина задержалась в маленькой гостиной, где собрались в основном женщины. Их развлекал артист театра оперетты Марк Руфимович, рослый, но похожий сзади на мужеподобную бабу: с широким задом, толстыми ляжками, с жирными покатыми плечами и длинными волосами, усыпанными перхотью, про которого поговаривали, что он весьма неравнодушен к молодым женоподобным же мужчинам.

Зарницина присела на диван рядом с Марией Кузьминой, известной артисткой, третьей женой Льва Абрамовича Томского, ответственного сотрудника Наркомпрода, женщиной вызывающе красивой, бездарной и глупой, однако считающейся в своем театре примадонной.

Кузьмина, бесцеремонно оглядев Зарницину глазами модной портнихи, улыбнулась томной улыбкой и перевела свой снисходительный взгляд на Руфимовича.

А тот в это время читал сцену из Фауста, меняя голоса, так что слушатели узнавали в них известных артистов и даже некоторых политических деятелей. При этом делал в тексте такие купюры и подставки, что рассуждения доктора Фауста о сущности человека и существующего мирового порядка обретали явно эротический и гомосексуалистский уклон, и так кривлялся и принимал такие позы, что не оставалось никакого сомнения в смысле произносимых им слов.

Женщины смеялись, но не слишком естественно, с заметным испугом поглядывая друг на друга и на дверь в прихожую, в которой время от времени появлялись новые гости.

— Довольно смело, — негромко произнесла Кузьмина ленивым голосом избалованной звезды, слегка склонив красивую головку в золотом венце волос к Зарнициной. — Но безвкусно и однообразно. Можно подумать, что ваши мужчины (она подчеркнула слово "ваши" и сделала короткую паузу) ничем не интересуются, кроме эротики. Мой тоже только об этом и говорит. И не вынимает рук из кармана. Видно, обрезание действует на них соответствующим образом. Если бы и в постели они были такими же красноречивыми… Вы не находите? — И тут же, не дождавшись ответа, спросила: — А ваш Задонов будет? — и вновь окинула Зарницину оценивающим взглядом портнихи.

Ирэна Яковлевна подняла на нее свои большие темные глаза, улыбнулась той улыбкой, какой взрослые улыбаются детской бестактности и шалости, и ничего не ответила.

Кузьмина нисколько не смутилась.

— В последнее время ваш Алексей пошел в гору, о нем только и говорят, — сообщила она, как о новости, ставшей только что известной. — Его приглашают нарасхват. Да только он не всех удостаивает своим посещением, и если уж заявится сюда, то, разумеется, не ради юбиляра. — Глянула многозначительно и без всякого перехода, будто спеша выложить все, что знала: — Я слышала: жена у него заболела. И очень серьезно: рак матки. Поговаривают: бедняжке немного осталось. Жаль Задонова: из истинно русских писателей и журналистов он нравится мне более других. Не дай бог — сопьется… — Тут Кузьмина встрепенулась, подалась вперед, воскликнула: — А вот и он сам — легок на помине! — И выгнулась изнеженной кошкой, будто ради нее сюда и пожаловал Алексей Задонов.

Внутри у Зарнициной все обомлело. Зная, что Кузьмина не спускает с нее глаз, она медленно и, как ей представлялось, равнодушно посмотрела в сторону двери.