Если сегодня не вернется, завтра придется везти зерно — никуда не денешься, и как хорошо, что еще по осени нескольким верным колхозникам выдали на сохранность с полсотни мешков отборного зерна, будто сердце чуяло, что непременно выкинут власти к весне еще какой-нибудь фортель. Так оно и вышло. Слава богу, пока никому об этом зерне не проболтались, и Евстрат Дугин о нем тоже не знает, а когда придет пора, зерно это можно будет выдать как добровольное пожертвование радетельных и бережливых колхозников. По бумагам-то комар носу не подточит, Петька в этом деле тоже руку набил и держит одну с председателем линию. Хотя и комсомолец.
Шурка, всхрапывая и оседая на задние ноги, начала спускаться к Осуге; почуяв близкий лед и воду, тоненько заржала и повернула голову к хозяину, и Михаил Васильевич крепче натянул вожжи, успокаивая кобылу ласковым голосом.
Глава 7
Евстрат Парамонович Дугин вышел из здания обкома партии и, опершись на костыль, в растерянности огляделся по сторонам, не зная, куда теперь податься. Секретаря обкома, как на зло, в городе не оказалось: уехал намедни в Москву, а Дугин мог рассчитывать исключительно на него, потому что воевали на юге Украины вплоть до Перекопа в одном и том же полку, только Дугин — помощником командира роты, а нынешний секретарь — комиссаром полка.
В ту пору они виделись часто, однажды даже в атаку на пулеметы белых шли рядом впереди красноармейских цепей, а такое не забывается, и хотя Дугин после демобилизации по ранению ни разу не встречался со своим бывшим комиссаром, однако был уверен, что тот отнесся бы к нему по-братски, выслушал бы и принял меры по всей большевистской совести и правде.
Евстрат оставил в секретариате обкома заявление по поводу изъятия семенного зерна и тех безобразий, которые этому изъятию сопутствуют, но на скорое решение вопроса рассчитывать не приходилось. Вряд ли бумага попадет к бывшему комиссару полка, скорее всего, сунут ее куда-нибудь и забудут: жалобщиков и просителей много (Дугин отстоял двухчасовую очередь в окошко, где эти жалобы принимают), и все эти бумаги если и прочитают, то не скоро, а зерно надо вывозить завтра.
И Дугин решился. Застегнув на все крючки поношенную красноармейскую шинель, надетую по такому случаю, поправив орден Красного знамени, он решительно пошкандылял по Миллионной к старинному особняку, где размещалось ГПУ. Там тоже пришлось выстоять очередь почти в такое же окошко, только в окошке том торчала не барышня, как в обкоме, а молодой человек в форме. Да и очередь была небольшая.
Дугину выдали два листа бумаги и предложили подробно написать все по тому делу, с которым он пришел в ГПУ, а также указать все фамилии причастных к делу людей, и подробно описать свою биографию, социальное и семейное положение. Двух листов Дугину не хватило, пришлось брать еще два.
В приемной, пристроившись с краю длинного стола, он проскрипел пером по бумаге более часа, взопрел весь от усердия и волнения. Хотя Евстрат не чувствовал за собой никакой вины, но иногда почему-то становилось тоскливо на душе, он переставал скрипеть пером, задумывался и оглядывался по сторонам.
Рядом тоже скрипели перьями люди разных возрастов, прикрывая ладонями свои писания от соседей. У одного мужика от усердия взмок лоб и на носу повисла мутная капля, а какая-то еще молодая городская бабенка все шмыгала носом и вытирала мокрым платочком красные глаза. И все это молча, не глядя друг на друга.
Евстрата охватило сомнение, он подумал, что, пожалуй, лучше будет, если он вообще откажется от своей затеи, но между столами ходил служивый в форме и при револьвере, заглядывал через плечи пишущих, а у двери стоял еще один, тоже при револьвере же, и вряд ли они Дугина выпустят, если он не напишет своей бумаги. И Дугин ее таки дописал.
Парень в окошке принял листки, быстро просмотрел их наметанным глазом, передал бумаги другому и попросил Дугина, назвав его по имени-отчеству, малость подождать, для чего пройти в соседнюю комнату.
В соседней комнате, весьма небольшой, вдоль стен стояли кожаные диваны числом четыре, и на каждом диване сидело по одному человеку. Они встретили нового просителя хмурыми взглядами и, похоже, были очень недовольны его появлением. Однако никто не проронил ни слова, и каждый снова уставился прямо перед собой пустыми, незрячими глазами.
Дугин сел на ближайший диван с другого конца от сидящего на нем просителя, пожилого человека с дубленым, неподвижным лицом, — видать, из мастеровых. Долго умащивался, пристраивая ногу с деревяшкой, потом затих, подумав, что хорошо бы сейчас закурить. Проглотил слюну и откинулся на кожаную мягкую спинку, почувствовав вдруг такую усталость, будто весь день отшагал за плугом.
Лучших из лучших призывает Ладожский РљРЅСЏР·ь в свою дружину. Р
Владимира Алексеевна Кириллова , Дмитрий Сергеевич Ермаков , Игорь Михайлович Распопов , Ольга Григорьева , Эстрильда Михайловна Горелова , Юрий Павлович Плашевский
Фантастика / Геология и география / Проза / Историческая проза / Славянское фэнтези / Социально-психологическая фантастика / Фэнтези