— Из показаний пленных нам известно, что в дивизиях осталось не более пятидесяти исправных танков. В некоторых частях отмечена эпидемия тифа, много обмороженных и больных, зимнего обмундирования нет, зимнюю одежду отбирают у населения и пленных, раздевают наших погибших бойцов, продовольственное снабжение недостаточно, в ротах по тридцать-сорок человек. Однако моральное состояние немецких войск все еще высокое, в свою конечную победу солдаты и офицеры верят, считают, что нынешние неудачи временные. К тому же дисциплину в войсках немецкое командование подтянуло, любое нарушение дисциплины или невыполнение приказов командования караются смертью или штрафными ротами и батальонами. Что касается артиллерии, то потери ее сравнительно не велики, однако при сильных морозах гидросистемы не работают. Боеприпасы на армейских складах имеются, но подвоз ограничен. Сейчас происходит замена некоторых дивизий на новые, переброшенные из Европы. Пока есть точные сведения о пяти таких дивизиях…
— Что известно о перебросках немецких войск по железным дорогам в полосе нашего фронта?
— Почти ничего, товарищ командующий, — ответил полковник, не ломая взгляда своих дерзких серых глаз под придавливающим взором командующего. — В тылу у нас практически нет разведывательной агентуры, оснащенной надежными радиопередающими устройствами. Сведения о железнодорожных перевозках отрывочны и весьма приблизительны. Авиаразведка действует эпизодически в связи с плохими погодными условиями и активным противодействием немецкой авиации, наша аппаратура для фотосъемок далека от совершенства, ночная авиаразведка практически отсутствует, да и специальных самолетов, предназначенных для авиаразведки у нас практически нет. Партизаны локализованы в лесных массивах и не имеют выхода к дорогам. Мы только налаживаем агентурную сеть за линией фронта. Это не может делаться быстро. Спешка ведет к тому, что забрасываемые в тыл разведгруппы подготовлены весьма слабо, многие так и не выходят на связь. Но мы усиленно работаем в этом направлении…
— Работают они… — проворчал Жуков, хорошо понимая, что большего спросить с разведки нельзя: действительно, сразу все не наладишь. Спасибо еще, что не выдумывает и не врет. Но и без данных о противнике ставить перед войсками фронта вполне обоснованные задачи, все равно, что ходить по лесу с завязанными глазами. Поэтому и случаются неожиданные удары немцев то там, то тут, что разведка не дала сведений о сосредоточении войск противника, о его перегруппировках. Даже такие подарки, как образовавшиеся в результате наступления войск фронта разрывы и бреши в немецких порядках, выявлялись далеко не сразу, использовались неумело. Надо будет поставить перед Верховным вопрос о более интенсивной работе разведорганов всех уровней, без этого воевать нельзя. А еще хорошо бы командный состав до уровня дивизий посылать на краткосрочные курсы, на которых поднатаскивать командиров на основе полученного опыта… Впрочем, не сейчас, а когда полегчает.
— Что у вас еще? — спросил Жуков, закончив свои молчаливые рассуждения.
— В полосе 39-й армии сегодня утром захвачен в плен немецкий офицер связи: его самолет заблудился и сел в расположении наших войск. При нем оказались карты и документы, которые сейчас переводятся.
— А не подбросили немцы нам этого офицера? Почему он не уничтожил документы? — Жуков смотрел на полковника с недоверием, но тот ничуть не смутился.
— Никак нет, товарищ командующий. Командир батальона, на участке которого сел самолет, не растерялся, послал к самолету бойцов, одетых в маскхалаты и с немецкими автоматами.
— В каком звании этот немец?
— Майор.
— Я хочу сам поговорить с ним.
— Когда прикажете?
Жуков глянул на часы, задумался на несколько секунд.
— Давай в шестнадцать часов.
— Слушаюсь, товарищ командующий.
— Ладно, можешь быть свободным, — отпустил Жуков начальника разведки и повернулся к начальнику штаба фронта генералу Соколовскому.
— Командира батальона и всех, кто участвовал в захвате самолета, наградить. Это первое. Второе: надо просить у Ставки хотя бы две армии, сотни три-четыре танков, желательно тридцатьчетверок и КВ, снарядов и более активной авиационной поддержки. Только в этом случае мы сможем разорвать фронт немецких армий в Ржевско-Вяземском мешке, затянуть его горловину и уничтожить противника по частям.
— Боюсь, Георгий Константинович, что Верховный нам ничего не даст. Я уже обращался к Шапошникову — никакого толку. Как вы знаете, большие силы заняты в Крыму, наметился успех в районе Харькова и Ленинграда, поэтому большинство резервов направляется на эти фронты с задачей деблокировать Ленинград и разгромить Северную группировку немецких войск, а на юге — освободить Крым и Донбасс, — сообщил начштаба и вопросительно посмотрел на Жукова, уверенный, что тот, будучи членом Ставки, знает значительно больше.