К утру второго дня группа вышла к наплавному мосту. Мост явно охранялся, хотя часовых не было видно. Зато виднелись замаскированные сетями, камышом и ветками окопы, зенитки, два бронетранспортера. Идти дальше не имело смысла. Днем, пока таились в камышах, вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь отдаленным погромыхиванием орудий и бомбежкой. Казалось, что вокруг на много километров все вымерло: ни гражданского населения, ни немцев. Разве что пропылит одинокая машина или подвода, а так все лягушачьи трели, пиликанье цикад, да пичужка какая-нибудь усядется на метелку камыша и ну выводить незамысловатую мелодию, точно и войны никакой нет. Зато в первую же ночь, едва стемнело…
Едва стемнело, степь ожила. Откуда-то возник низкий гул множества моторов, и по дороге, поднимая пыль, двинулись танки и машины с пехотой и артиллерией, и все на север, то есть поближе к фронту, который держала 57-я армия генерала Подласа и 9-я Харитонова. Черт его знает, сколько этих танков и машин и откуда они взялись!
Разведчики подобрались к самой дороге. И чуть не столкнулись с патрулем из четырех человек — едва успели нырнуть в камыши и затаиться. Патрулей обнаружили и на другой стороне речушки. Иногда те выпускали осветительные ракеты, постреливали, если что померещится. Попробуй-ка возьми «языка» при такой системе охраны. Но брать надо, одними словами командующему армией ничего не докажешь. И лучше всего брать не охранника или сапера, а кого-то из этих машин или танков, что ползут через мост с правого берега на левый. Но прежде чем решиться на такое, лейтенант Обручев ушел с частью группы подальше от моста к начисто уничтоженной еще в зимних боях деревеньке: сюда патрули не добирались, здесь вообще никого, кроме одичавших кошек, не наблюдалось.
Укрывшись в погребке, Обручев написал на бумажке химическим карандашом:
«Рябине. Ночами отмечено движение танков и мотопехоты на стыке квадратов 41–20 и 41–22. Наплавной мост через Листвянку. Днем танки маскируются в балках. Подтверждение и помощь в захвате „языка“ может дать ночная авиация, осветить и бомбить мост и дорогу. Обр.»
Перечитал, убрал лишние слова. Получилось: «рябине ночами танки мотопехота 41–20 мост листвянку днем балках авиации осветить бомбить мост обр».
Бумажку передал радисту. Тот зашифровал, застучал ключом. Потом несколько секунд слушал, сказал:
— Велено взять языка.
И выключил рацию.
«Если нас не засекли», — подумал Обручев. Вслух же произнес: — Останешься здесь. С тобою останется Метелкин. Сидеть тихо, как мыши. Если мы к утру не вернемся, уходить к своим самостоятельно.
Смеркалось. Двое разведчиков вернулись к мосту, где их ожидали еще двое. Затаились от моста метрах в четырехстах, погрузившись в воду по самую шею у кромки камышей под левым берегом. Берег этот, изрытый норами стрижей, круто поднимался вверх. Правый был низок, болотист, оттуда воды почти не видно.
Небо заткано звездами, тонкий серпик месяца висит почти над головой. Зудят комары, плещется рыба, иногда тычется мордой в сапоги, дергает за гимнастерку или штаны. Снова по берегу пошли патрули, бросая время от времени желтые снопы света в камыши. Как и в предыдущую ночь, вдали возник утробный гул множества моторов, стал накатываться, прижимая к воде. Темные громады танков вылепливались на фоне звездного неба и медленно въезжали на понтоны. Мелькали сигнальные фонарики регулировщиков.
Разведчики медленно двинулись к мосту, не тревожа ни воды, ни камышей, затаились метрах в двухстах.
Прошел час, другой. Наконец послышался стрекочущий звук «кукурузника», покатился вниз по течению. Со стороны моста послышались команды, перестали мелькать фонари.
И тут на высоте метров пятьсот вспыхнул яркий свет — и стали видны танки и машины, прицепленные к ним пушки, каски сидящих в кузовах солдат. Еще один «фонарь» и еще. Затем тонкий вибрирующий звук падающих бомб, череда взрывов, но все в стороне от дороги и моста. Разом застучали зенитки. Цветные трассы поплыли вверх, в темноту. Неожиданно заухало близко, разрывы побежали вдоль дороги к мосту, накрывая танки и машины.
Обручев поднялся и, пригибаясь, двинулся по реке к мосту. За ним еще двое. Вода то по горло, то по колено.
Небесные фонари свое отсветили, чернота окутала степь, лишь пульсировало возле моста красное пламя горящей машины, да еще две-три на дороге. Видно было, как мечутся там человеческие фигурки, пытаясь загасить пламя.
Снова визг бомб, снова разрывы побежали, опережая друг друга, к мосту. Но Обручев не останавливался, а метров через сто вошел в камыши и скоро оказался вблизи колонны, где метались люди, звучали отрывистые команды, крики боли и отчаяния.
Танки сталкивали с дороги горящие машины; возле моста горел бензовоз, его пытались взять на буксир, но пламя было сильное, оно с гулом разбрызгивало вокруг огненные струи.