Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

Генерал Власов, на этот раз без орденов и знаков различия, но в совершенно новой генеральской форме, чисто выбритый и подстриженный, сидел в купе мягкого вагона, смотрел в окно на проплывающие мимо березовые рощи, покосившиеся телеграфные столбы с оборванными проводами, разрушенные станции, где ковырялись пленные красноармейцы, и думал, что, может быть, Линдеманн не так уж и не прав. Действительно, немцы вновь одерживают победу за победой. Кавказ, можно сказать, у них в руках. При этом ни о какой неожиданности их наступления через год после начала войны говорить на этот раз не приходится. Говорить надо о том, что русский народ потерял веру в Сталина, в своих командиров, что он не хочет драться. Иначе такой драп ничем не объяснишь. Ну, еще глупостью командования, неспособностью вести современную войну. История повторяется, только в восемнадцатом году немцы были другими, и цели у них тоже были другими. К тому же им приходилось сражаться на два фронта. Сегодня они сильнее, воюют с Россией один на один. Запад открывать второй фронт не собирается. Исход войны для СССР, судя по всему, предрешен. А если помочь немцам, то, пройдя через страдания и жертвы, русский народ рано или поздно скинет с себя немецкое господство, как скинул татарское иго, утвердится в новом качестве и, как знать, не придет ли тот же Линдеманн к нему, Власову, просить… Впрочем, об этом думать еще рано. А если и думать над чем, то как заставить немцев считаться с русскими, то есть с теми, кто согласится и уже согласился на сотрудничество с ними… С тем же мужиком в той деревне, где его, Власова, взяли в плен, тоже, видать, настрадавшимся от коллективизации… И только потом… А главное — среди немцев, как выясняется, нет единодушия. Взять хотя бы Линдеманна… Так говорить, как говорил он с Власовым, может человек, который не слишком-то считается с волей Гитлера. И он, скорее всего, такой не один. Попробовал бы сам Власов… или Жуков… выражаться подобным же образом… То-то и оно. И этой немецкой неурядицей можно и нужно воспользоваться… если, конечно, среди русских, оказавшихся в оккупации или в плену, найдется достаточно людей, чтобы начать движение в сторону… в сторону… Так что же сулят тебе, господин генерал, магические числа 14–41, открытые тобой на Красной площади? Или они уже исчерпали свои ресурсы? Или их магия простирается вдаль, где тебя ожидают другие сражения и другая судьба? Никто не ведает своей судьбы — один лишь Бог. Так и отдайся на его волю, ибо лишь она безгранична и ведет к вершинам… к вершинам… Впрочем, о вершинах тоже потом. Сперва надо понять, что от тебя хотят и что ты можешь дать своему народу. Да, именно так: народу. Потому что он один, прозрев Божьей милостью, станет твоей опорой в борьбе за новую Россию… если ей суждено восстать из пепла. Но если ей суждено погибнуть, то он, генерал Власов, сойдет в могилу вместе с нею.

И Власов вдруг почувствовал в душе такую пустоту, словно все уже свершилось, впереди открылась черная бездна, куда бесконечным потоком свергаются серые молчаливые толпы. И он вслед за ними. С трудом удержав горестный вздох, вспомнил последние дни перед развалом Второй ударной армии, погибающей у него на глазах, продолжающей отбиваться от наседавшего противника, устилая трупами своих бойцов и командиров Приволховские леса и болота. Он, генерал Власов, как мог, старался уберечь армию от развала, держать ее в кулаке, хотя связь с отдельными частями рвалась постоянно. А затем от командующего Ленинградским фронтом генерала Хозина поступил приказ о выходе из окружения мелкими группами, а это означало, что на Второй ударной поставили крест, и не только в Ленинграде, но и в Москве. Как и на нем, командующем этой армии… О! Им не впервой ставить кресты на своих армиях: для них русский народ только и годится на то, чтобы удобрять им землю. И не генерал Власов виноват в том, что произошло и еще произойдет. В том числе и с ним самим.

Власов торопливо выудил из пачки, лежащей на столе, немецкую сигарету, закурил от услужливо протянутой зажигалки. Он все еще переживал свое поражение, утрату своих несбывшихся надежд. Его тревожили известия, полученные уже от немцев, что корпусной комиссар Гусев, окруженный немцами, отстреливался до последнего патрона, и этот последний патрон израсходовал на себя; что его спутники погибли в той деревне, так и не подняв руки, что несколько тысяч бойцов и командиров его армии все-таки сумели вырваться из котла. Все это тревожило его совесть, однако с каждым днем все реже и меньше, как отголоски чего-то давнего и неизбежного, предрешенного потусторонней волей. Да, именно так: есть высшая сила, расставляющая всех по своим местам. Надо только быть чутким к ее предначертаниям, чтобы не перечить ее воле. Нет, еще не исчерпали свой божественный ресурс открытые им на Красной площади магические числа — 14–41.