Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

Власов глянул на собеседника сквозь стекла очков, подумал: «А вас торопит желание загребать жар чужими руками, — подумал, но не сказал, и принялся по привычке разминать сигарету. — Собственно говоря, выбирать не из чего: либо концлагерь и неизвестное будущее, либо сотрудничество с немцами и тоже непредсказуемое будущее. Но во втором случае оно, это будущее, в какой-то степени зависит и от тебя самого, оттого, как ты поставишь себя перед немцами и своими соотечественниками. И главная твоя опора, — все более воодушевлялся Власов, — это сотни тысяч военнопленных, томящихся в немецких концлагерях. Я приду к ним освободителем из плена, напомню о тех несправедливостях, которые многие из них претерпели во время красного террора, гражданской войны, продразверсток, коллективизации и репрессий. Они не могут не испытывать благодарности к человеку, который откроет им будущее России без Сталина, без комиссаров, без жидов. А там… чем черт не шутит… то есть в том смысле, что все в руках Божьих».

Глава 8

Солнце вставало в густой сизой мгле, затянувшей горизонт от края до края еще с полудня вчерашнего дня. Слабый ветерок, клонивший к земле покорные метелки серебристого ковыля, дул со стороны заката, оттуда же временами доносился гул, и когда он усиливался, бойцы особого заградительного отряда Народного комиссариата внутренних дел разгибали спины и с тревогой вглядывались в ту сторону. Но раздавались окрики командиров, и они снова налегали на лопаты, вгрызаясь в закаменевшую землю. Пот застилал глаза, оставляя черные борозды на посеревших от пыли лицах, гимнастерки сброшены, майки прилипли к телу, покрывшись желтоватыми разводьями.

Командир второй роты старший лейтенант Павел Кривоносов отрывал для себя ячейку сам. Не то чтобы ему очень хотелось ковыряться в этой неподатливой земле, или была нужда расположить к себе подчиненную ему роту — вовсе нет. А дело в том, что вчера вечером, едва их отряд выгрузился в чистом поле из вагонов поезда и прошел к намеченному рубежу не более километра, как на колонну налетели немецкие самолеты, — и всего-то три штуки! — забросали разбегающихся людей мелкими бомбами, расстреливали из пушек и пулеметов, и никуда ведь не спрячешься: ни деревца, ни кустика, ни ямки, ни оврага — голая, как бильярдный стол, и безбрежная, как море, лежала во все стороны выжженная степь, беги в какую хочешь сторону, везде ты как на ладони.

Еще ни разу в своей жизни Кривоносов не видел столько искалеченных людей, ни разу не испытывал таких парализующих волю и разум беспомощности и страха, как в этот вечер. Эти-то пережитые им беспомощность и страх и заставили его взяться за лопату: так надежнее и не на кого кивать, когда припечет.

Глядя на него, и взводные взялись за лопаты, а это, что ни говори, сплачивает роту, показывает рядовому бойцу, что командиры не собираются отсиживаться в тенечке, что они вместе со всеми готовы разделить ниспосланную им судьбу.

Несколько дней назад вышел приказ Верховного Главнокомандующего Красной армией товарища Сталина за номером 227. Утром следующего дня отряд, стоявший на формировании в Камышине, подняли по тревоге, погрузили в эшелон и повезли на юг, выгрузили в степи, построили «покоем». В основание «покоя» встало командование отряда. Пропела труба.

Приказ Верховного главнокомандующего зачитывал комиссар отряда батальонный комиссар Доманцев:

— «Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставили Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором… Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток…» — торжественно, точно присягу, читал перед строем батальона комиссар Доманцев. — «Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтеносными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа… После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более семидесяти миллионов населения, более восьмисот миллионов пудов хлеба в год и более десяти миллионов тонн металла в год…»