И на позициях заградительного отряда прекратилось всякое движение, они точно вымерли, одни лишь часовые, высунув из ячеек головы, сонно таращились на белое облако, которое все росло, охватывая горизонт, волоча по степи сизое брюхо, раздираемое белыми сполохами. Иногда оттуда потянет ветерком, напоенным влагой, заволнуется ковыль, притихнут кузнечики, падут на землю неугомонные жаворонки, побегут по степи пыльные вихри, подхватят серые комочки перекати-поля и закружат их в бешеном танце, постепенно сужая круги, потом подберут тонкую ногу и умчатся вдаль, чтобы там снова опуститься до земли и устроить новую пляску.
Где-то далеко, почти под брюхом наползающего облака, несколько раз пророкотали пулеметные очереди. Часовые стряхнули сонную одурь, оглядывая степь, но ничто в этой знойной степи не подавало признаков жизни. Лишь минут через двадцать вдали появились конные. Они гнали во весь опор, рассыпавшись по степи и взметая клубочки пыли, и видно было, как всадники нахлестывают артиллерийских лошадей, не привыкших бегать таким сумасшедшим наметом. Конных было только трое.
Командир разведки свалился с лошади возле КП, тяжело дыша протопал по земляным ступенькам вниз.
Майор Стрелецкий, разбуженный адъютантом, сидел на снарядном ящике, пил, отдуваясь, воду.
— Танки, товарищ майор! — выдохнул разведчик. — Идут прямо по степи развернутым строем. Штук сорок. И бронетранспортеры с пехотой. А сзади грузовики с артиллерией.
— Далеко? — спросил подполковник Латченков, застегивая пуговицы красноармейской гимнастерки на выпуклой груди, к воротнику которой кое-как пристегнуты подполковничьи петлицы.
— Километров шесть. Мы их заметили издали. Они стояли. Судя по всему, заправлялись горючим. Мы лошадей положили, стали наблюдать. Но нас засекли, за нами погнались мотоциклисты. Федорчука убило…
— Может, ранило? — засомневался Латченков.
— Никак нет, товарищ подполковник. Сироткин проверял: наповал. Он и оружие его забрал, и документы.
— А где мотоциклисты?
— Отстали. Мы рассыпались, а степь-то кочковатая, шибко по ней на мотоцикле не разъездишься.
— Мне одно непонятно, сержант: танки стоят или идут? — спросил Стрелецкий, разглядывая разведчика, при этом щуря левый глаз, будто целясь.
— Уже идут, — ответил тот. — Да и пыль отсюда должна быть видна.
— Ладно, можете быть свободны, — отпустил сержанта подполковник Латченков и, едва разведчик вышел, обратился к Стрелецкому, то ли спрашивая, то ли ставя его в известность: — Пойду к артиллеристам, договорюсь о взаимодействии. — Пояснил: — А то начнут палить раньше времени. — Предложил: — Надо бы собрать командиров рот… да и взводов тоже… поделиться опытом.
— Соберем, — согласился майор Стрелецкий.
— И политруков, — добавил комиссар Доманцев.
Минут через десять на восточном склоне кургана собрались практически все командиры отряда и бригады.
— А что с командиром первой роты? — спросил майор Стрелецкий.
— Контузия, товарищ майор, — ответил политрук роты Подкаблученко. — Бомба рядом с окопом взорвалась. Плохо слышит и видит тоже неважно. Вторая контузия.
— Надо было отправить его в тыл вместе с другими ранеными, — проворчал Стрелецкий. И решил: — Придется вам взять на себя командование ротой, младший политрук. Взводного поставить не могу: он нужнее на своем месте. Дадим вам в помощь кого-нибудь из бригады подполковника Латченкова. — И, повернувшись к подполковнику: — Как, Юрий Михайлович, найдется у вас такой человек?
— Рекомендую старшего сержанта Пермягина: он командовал взводом.
— Пусть будет Пермягин. Вам все ясно, товарищ политрук?
— Так точно, товарищ майор. А что делать с капитаном Атласом?
— Решим после боя. Начинайте, Юрий Михайлович.
Латченков придавил каблуком окурок, заговорил:
— Артиллерия открывает огонь не раньше, чем танки подойдут на расстояние четыреста метров. Пехота отсекается от танков фланкирующим ружейно-пулеметным огнем, автоматчики вступают в дело еще позже — с дистанции не далее чем сто метров. У них еще задача: бить по смотровым щелям танков. Прорвавшиеся на позиции танки уничтожаются гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Зенитчики бьют по бронетранспортерам, а по танкам лишь в том случае, если они подставят борт. Никаких контратак без крайней надобности. Минометчикам особенно следить за возможным вступлением в бой артиллерии противника. Как только она начнет разворачиваться в пределах видимости, накрыть ее огнем, не позволить занять позиции. Пока все, — закончил Латченков и глянул на майора Стрелецкого.
Тот кивнул головой, заговорил:
— Еще раз напоминаю: никакой суетливости, попусту патроны и снаряды не жечь. Довести до сведения каждого бойца, что нам тут стоять до приказа командования на отход или подхода главных сил. Стоять насмерть! И помните: приказ товарища Сталина распространяется и на нас. Всё! По местам! — последние фразы он произнес, почти не разжимая зубов.