Жертва первой ошибки

Около двух вернулась Татьяна с термосом и кастрюльками. Федор не хотел есть, но она покормила его с ложки паровыми котлетами и заставила выпить кислого клюквенного киселя. Его замутило, наверное, оттого, что давно не ел.

– Таня, давай разведемся, – сказал он, откинувшись на подушку.

Она строго взглянула на него:

– Отчего такая срочность?

– Ну хотя бы потому, что когда я тебя увидел, то пожалел, что не умер.

Татьяна пожала плечами:

– Знаешь, я тоже не в восторге, что ты жив. Но ты жив, и с этим приходится считаться.

Он усмехнулся.

– Это правда, Федор. Когда мне сообщили, то в глубине души я обрадовалась, что скоро стану вдовой.

– Прости, что не оправдал… Но я так понял, что это еще может случиться?

– Да, опасность еще есть.

– Точнее сказать, надежда.

Татьяна молча поправила ему подушку.

Жена ухаживала за ним добросовестно и отстраненно, как нанятая сиделка. У нее была толстая тетрадка, в которой она с одной стороны записывала указания врачей, а с другой отмечала его пульс, давление, сколько чего он съел и выпил.

В исполнении своих обязанностей она была неумолима. Если следовало делать ему массаж пятнадцать минут, то Татьяна замеряла время строго по часам, а не приблизительно, как поступил бы любой нормальный человек. Если врач говорил выпить полтора литра, то это были ровно полтора литра из мерного стакана, а не какие-то антинаучные пять кружек.

Лечащий врач оказался молодым жизнерадостным парнем, который на первом обходе, весело смеясь, заявил, что у Федора Константиновича голова быстро приходит в норму, а вот «ребра – в кашу», поэтому все силы надо бросить на профилактику пневмонии, и первое правило тут – не залеживаться.

Федору и самому надоело быть прикованным к постели, он быстро начал подниматься, но не мог долго устоять на слабых дрожащих ногах. Татьяна заставляла его делать специальную зарядку, упражнения для которой записала и зарисовала в своей тетрадке у местного инструктора ЛФК. По правилам, физкультурник должен был сам заниматься с Федором, но у него было слишком много других больных.

Сгибая и разгибая по команде Татьяны ноги, Федор думал, что здесь определенно что-то не так. Больничка народная, сто процентов он здесь самый именитый и сановитый пациент, и инструктор просто не мог поступить иначе, чем отодвинуть других больных ради него. Странно и то, что никто не докучает ему вполне житейскими, но слегка противозаконными просьбами. Медики ведь тоже люди, кому надо машину снять с учета, кому вернуть права, кому что. И когда ты спас жизнь прокурору, то не воспользоваться этим просто грех. А тут тишина… Или штат целиком укомплектован подвижниками, считающими, что спасенная жизнь – лучшая награда за труд?

Он старался быть вежливым с соседями по палате, но в его сознании они оставались Борода, Матерщинник и Алкаши в пижамах, и к детализации он не стремился, а Татьяна перезнакомилась не только с ними, но и с женами, образовав что-то вроде коалиции. «Я сегодня задержусь попозже, покормлю вашего ужином, а вы завтра тогда из-под моего утку вынесете, если я не успею». Просто удивительно, куда девался весь ее снобизм.

Загадка объяснилась довольно скоро. Измучив его гимнастикой и накормив ужином, Татьяна уехала, а Федор решил попробовать дойти до туалета, который, хоть и располагался прямо возле палаты, пока оставался для него недосягаемой мечтой, а необходимость оправляться под себя доставляла ему больше мучений, чем другие физические страдания.

Он давно порывался осуществить эту дерзкую вылазку, но Татьяна говорила, что пока рано, разрешала только несколько шагов вокруг кровати.

Федор и сам чувствовал, что рано, и все-таки, подбодрив себя несколькими излюбленными словами соседа по палате, тронулся в путь, но посреди палаты закружилась голова, ноги подогнулись, и он едва не упал. По счастью, рядом оказался один из Алкашей, он подхватил его и довел до кровати.

С трудом отдышавшись, Федор полежал, поглядел в потолок, а когда на душе стало совсем кисло от собственной немощи, решил чем-нибудь развлечься.

На тумбочке лежала книжка жены – все тот же томик Диккенса, и, взяв его, Федор с чем-то похожим на признательность подумал, что в заботах о нем чтение у Татьяны продвигается небыстро.

Он надеялся, что будет «Пиквикский клуб», но оказалась «Крошка Доррит», произведение печальное и почти не смешное. Федор разочарованно вздохнул, но быстро выяснилось, что читать он все равно не может, через пару абзацев буквы начинают расплываться перед глазами. Оставалось только, как в глубоком детстве, смотреть картинки и по ним вспоминать подробности сюжета.