Жестокие игры

Верхова тоже смотрела на мою девчонку в клетке — с ненавистью, с любопытством… с завистью. И торжеством.

— Я сама его для себя выбирала, — надменно ответила мажору и подошла ко мне вплотную, положила ладошку на грудь и медленно повела вниз по телу, смотря в глаза: — Так кто был со мной в постели, — победно взглянула на Марину, — ты или Егор? Или вы оба? М?

Она опустила руку мне на пах. Я не был возбужден. Ее глаза обиженно заблестели, она потянулась ко мне, опустив взгляд на мои губы — играла на нервах Марины, а я молился, чтобы моя умница понимала это и не выкинула что-нибудь. Женщины, когда ревнуют и любят, непредсказуемы. А у меня их две оказалось таких.

Когда до поцелуя остался миллиметр, я прошептал Алине:

— Выпусти ее из клетки и пойдем со мной.

Она застыла, а потом отодвинулась с усмешкой:

— Я призналась тебе в любви. Ты обещал уехать со мной, Гром. И что я увидела спустя пару часов? — она подняла ладони кверху, как греческая богиня. Ее глаза наполнились слезами. — Тебя с этой, — вскинула в сторону Маришки подбородок. — А потом новость — мой отец убит, — судья бы так не произнес «виновен», как это получилось у нее.

Она опустила руки, слезы потекли из ее красивых, но уже до припухших кругов заплаканных глаз. Я подавил тяжелый вздох — не мог ничего ей сейчас сказать, ставка слишком высока.

Мне нужен Олег. Игрок. Серийный убийца.

Он стоял прямо передо мной.

Я мог просто его арестовать, вызвать группу и…

…всё. Я уже знал, что Игра — компьютерная, и невозможно пришить ее к делу, если в нее не сыграть. Если не иметь веских улик, что Игра — коммуникатор между убийцей и исполнителями. Аватары-охотники нужны мне не в меньшей степени. И чокер тоже. В идеале — целенький. 

— Прости, — ответил я Алине, скованный долгом обезвредить мразь, что стояла с улыбкой на лице рядом с ней.

Улыбкой трикстера[1], которому плевать на всех, кроме себя.

— Милая, сегодня такой хороший день, я думаю, что будет интересно дать ему спасти эту… птичку… — ухмыльнулся он хищно, облизывая мою Маришку взглядом. — Где деньги, Гром?

— Извини, — усмехнулся, — я не собирался играть сегодня. А то бы прихватил.

Это была правда. Я вообще не вру. Слишком много легенд приходится держать в памяти, чтобы засорять свою жизнь еще и подобного рода ложью.

— Да здесь они, — раздалось вальяжное за спиной, и в ноги Олегу прилетел мой рюкзак.

Я обернулся и сначала посмотрел на Маришку — она искусала не только свою ладошку, уже и губы сочились кровью. Стиснул зубы и опустил глаза на говорившего — того самого, что втолкнул ее в эту клетку. Едва устоял, чтобы не рвануть к нему и не швырнуть в синий пропановый огонь.

Парень был потрепан: лицо разбито, кожа от внешнего уголка покрасневшего из-за лопнувших капилляров правого глаза до носогубной складки рассечена, щека опухла, как и оба нижних века, на которые уже сползали синяки от сломанного носа.

Пашка. Он был левшой, и его удар я узнаю из сотни. Он приложил этого ублюдка сначала своим лбом в нос, потом ногой в висок. Видимо, к тому моменту его руки уже скрутили.

Следом из-за филина вышли еще двое. У одного был разбит рот, и он потирал плечо — явно ему только что вправили вывих. Еще один прихрамывал и держал корпус так, что стало понятно — сломаны несколько ребер.

Мой друг бился за мою девочку до последнего. Я словно видел этот бой собственными глазами.

Маринка всхлипнула, и у меня внутри три пружины скрутились — по одной для каждой твари, — дам им расправиться. От души. Но не сейчас.

Олег тоже рассматривал шоу уродцев, даже присвистнул:

— Там что, отряд спецназа был? Уползали, отстреливаясь? — он иронизировал, но видно было, что напрягся, насторожился.

— Да один там был, Ван Дам хренов.

— Был? — уточнил Олег.

— Больше нет, — поддакнул дерзко первый.

До этого мгновения мне казалось, что время тянулось, что я в каком-то киселе. И вдруг почувствовал тот самый бесшумный щелчок, переключивший восприятие полностью на внешнюю обстановку. Голова словно остыла, кровь уже не неслась так шумно по венам. Я знал это ощущение — перевоплощение в хладнокровного киллера. В этом состоянии я был другим, словно не собой, работал четко, думал быстро, оценивал все трезво. Смотрел как не своими глазами, все функции органов чувств умножались на два с половиной, будто я подключался к какому-то источнику — жесткому, безжалостному, расчетливому, спокойному, циничному. Идеальному киллеру. То, что мне сейчас и нужно было.

Даже голос мой звучал иначе — гуще, увереннее, расслабленнее.

— Что ж, Олег, — я потянул шею, наклонив голову влево и вправо, растягивая мышцы, — ставка сто пятьдесят миллионов…

— Видишь, милая, как ты мне дорога, — издевательски перебил мажор, но я видел, как он вздрогнул едва заметно от звука моего голоса. Прищурился и даже отшатнулся, но это я, скорее, уловил его подавленное намерение. — Если ты выиграешь, я удвою ставку. 

Я усмехнулся. Соглашаясь «убить» Верхова, я намеренно давал ему компромат на себя, чтобы он расслабился, называя сумму, загонял его в долги, чтобы он захотел отыграться. Я все просчитал, поэтому этот блеф прозвучал слабо и смешно.